Коля, ты знаешь, что такое повышенная лактация? Это…
— Это когда молоко течет из груди по животу, болит голова и повышается температура, — перебиваю я мамочку и кладу трубку.
Итак. Собираюсь с духом и набираю другой московский номер. Занято. Ставлю на автодозвон и стараюсь ни о чем не думать. Не получается. Во сколько открываются медицинские учреждения? В восемь? Тогда позвонить могли в восемь десять, в восемь тридцать… Понял ли дядюшка, чего хотел племя ник?.. Позвал ли к телефону жену или бросил трубку и начал выяснять отношения?.. Прервал ли следующий телефонный звонок их скандал, или позвонили позже, когда Ляля кое-как убедила мужа, что Коля — просто “истекающий половой истомой” подросток, а она тут ни при чем, и тенор Сидоркин пошел на кухню жарить рыбу, а позвонили в девять?..
Гудок!!
— Институт гематологии, лаборатория.
“Не было рыбы! — я нервно подпрыгиваю несколько раз. — Не было рыбы, как же я забыла — была курица в микроволновке!”
Меня так подкосило это небольшое расследование, что я еле доползла до кухни. Сначала я ничего не поняла, только тупо стояла и пыталась определить, что за странное существо копошится между столом и раковиной, страшно сопя и подвывая. А когда догадалась, полила на них из графина.
Артур и Коля расцепились и сели, тяжело дыша и расставив ноги. Махровый халат на Артуре размотался, семейные трусы Коли сильно пострадали в области ширинки, я вынуждена сравнивать, так сказать, в натуре, половые органы разномастных самцов — блондина и брюнета.
— Мальчики, прекратите драться, мойте руки и садитесь за стол.
— Он!.. — захлебывается Коля, — он сказал, ты не представляешь!.. Он сказал, что ребенок…
— Можете объяснить, что здесь вообще происходит? — жалобно интересуется Артур, пытаясь закрыться полами халата. — Кто этот мальчик? Почему он все время на меня нападает?!
— Он сказал, что Емеля его сын! Нет, ты только послушай, что говорит этот индюк!
— Нет, — встав с пола, Артур, покачиваясь, машет рукой из стороны в сторону перед лицом сидящего Коли. — Моего сына не могут звать Емелей, мы так не договаривались!
— А я говорю, что сына Ляли зовут Емельян!
— А моего сына зовут Богдан!
— Емельян Антонович Сидоркин!
— Богдан Артурович Бехтев!
— Тихо! — стучу я по столу ладонью. — Садитесь, сейчас разберемся. Я все поняла. Пока вы тут валялись, обнявшись, я выяснила, что тенору Сидоркину утром того самого злополучного дня звонили из лаборатории института гематологии.
— Извините, конечно, — не выдерживает Артур, — но кто такой вообще этот Сидоркин и почему мы все время о нем говорим?
— Сидоркин — это я! — заявил Коля.
— Сидоркин — это муж женщины, которую вы знали как Лену, Коля — как Лялю, а на самом деле ее звали Мадлена Сидоркина.
— Нет, — опять машет рукой Артур. — Мадлена Кашутка, если вы говорите о Леночке. Я видел паспорт. Никакого мужа там не было. Она вдова.
— И все-таки у нее был муж, жила Мадлена в этом доме, а пятнадцатого марта утром мужу позвонили из лаборатории и сказали о результатах анализа. Таким образом, тенор Сидоркин узнал, что недавно родившийся младенчик не был его сыном. Впрочем, — добавляю я, разглядывая две отвисшие челюсти и четыре застывших расширенных зрачка, — можно было и не делать анализ. Младенчик категорический брюнет, это сразу видно. Так что, Коля, в смерти твоей тети ты не виноват. Твой ранний звонок роковым не был. |