— Сплюнь, несчастная! А ты не обращай внимания, я же говорю — у мамы нервный срыв!

— Я и не обращаю. Я из коридора позвоню, как обычно.

Дрожащей рукой он стал набирать номер, сбился, подумал и открыл телефонную книжку родителей на тумбочке в коридоре. Папа, увидев это, нахмурился и позвал рукой вылезшую из-под одеяла маму. Они прижались друг к другу и смотрели в щелку двери, как сын набирает номер, сверяясь с записью в книжке.

— Междугородний! — прошептала мама, сосчитав количество поворотов диска.

— Алло! — закричал Коля так громко, что отцу пришлось поддержать ойкнувшую маму — у нее подкосились ноги. — Алло, кто это?! Позовите, пожалуйста… Я хочу с нею говорить, позовите ее, пожалуйста! — и вдруг посерел лицом и без сил опустился на тумбочку рядом с телефоном. — Да, это я, Коля. Здравствуйте, дядя Антон. Да, все в порядке, позовите Лялю, пожалуйста, она мне нужна, позовите! Ну пожалуйста, — попросил он уже шепотом, — я больше не могу без нее… Не кладите!..

Он смотрел некоторое время на трубку, исходящую короткими гудками, потом стал сосредоточенно бить ею по аппарату, он бил и бил, пока телефон не хрустнул и из него не посыпались какие-то части, а он все бил трубкой по пластмассе и не слышал, как в спальне с грохотом свалилась в обморок мама.

Как он добрался до Подмоклова, Коля помнит с трудом. Один раз обжигающим холодком проползло по спине и шевельнуло волосы близкое дыхание смерти — смерть проносилась скорым поездом, а Коля не захотел переходить какой-то высоченный мост и спрыгнул с платформы и оказался так близко к железному лязгу и грохоту, что несколько секунд чувствовал запах и холод накатившего ураганом потустороннего дыхания.

Еще он помнит чай из пластмассового стаканчика, такой горячий, что стаканчик плавился тонким дном и не стоял на столике, его приходилось поддерживать двумя пальцами.

Он хотел посмотреть адрес Ляли в паспорте, пока она спала на кровати его родителей, обхватив живот руками с растопыренными пальцами (его всегда удивляла ее неистовая вера в собственные силы — она закрывала живот ладонями торжественно, с уверенностью спасительницы мира). Воровато, тайком, рылся у нее в документах, но адреса в Подмоклове в ее паспорте не было: Ляля была прописана в Санкт-Петербурге у матери. Странно, но он даже тогда не развернул паспорт на первой странице, чтобы узнать ее полное имя.

Искал у родителей в бумагах адрес дяди Антона. Не нашел. Совершенно случайно, перебирая медицинские справки Ляли, он обнаружил “место проживания Сидоркиной М.А.”.

Большой дом за оградой в охраняемой зоне дачного поселка.

Коля вспомнил калитку и позвонил. Никто не вышел. Он обошел ограду и позвонил в кнопку на воротах. Никого. Коля перелез через ограду и потихоньку обошел дом, заглядывая в окна.

В кухне горел свет. Еще светилось окно на втором этаже. Коля постучал кулаком в три двери, попавшиеся ему при обходе дома, подергал ручки, потом еще раз приник к кухонному окну и испугался.

Он увидел горящую свечу. На столе стояла свеча, свеча горела, а в доме не было ни движения, ни звука. Мигала красная лампочка на каком-то приборе — не разглядеть, потом лампочка погасла. Коля закрыл глаза, задержал дыхание и прислушивался к себе так долго, сколько смогли выдержать легкие. Он не услышал Лялю. Ляли здесь не было. Руки сразу же задрожали, почему-то потекло из носа, Коля натянул вязаную шапочку пониже и уговорил себя еще раз внимательно обойти дом и поискать возможность попасть в него. Например, ворота гаража… У дяди Антона есть машина, это он точно знает, Ляля говорила, что с трех месяцев беременности она с мужем не ездит на автомобиле, он — рисковый водитель (как и все дети!)… Значит, от внешних ворот должен быть въезд к гаражу, но въезда нет, есть только две параллельные дорожки из красных плит, хотя, если подумать, это и есть въезд — дорожки для колес.