Кошевой надел похожий на каску американского солдата матово-черный шлем и опустил на лицо очки-консервы. Когда он перекидывал ногу в пыльном тяжелом сапоге через седло, «субару», набирая скорость, проехала мимо. Ее глушитель, если таковой вообще существовал, требовал ремонта, а еще лучше – замены, о чем свидетельствовали издаваемый машиной плотный рев и волочащийся за ней шлейф густого сизого дыма. Кошевой пнул стартер, снял мотоцикл с подножки и, дав кроссоверу отъехать подальше, аккуратно тронул мотоцикл с места.

Миром правит случай. Те, кого он по собственной прихоти наделяет полномочиями своих наместников, наивно полагают, что держат бразды правления, но на деле они управляют развитием событий примерно так же, как пятилетний малыш управляет движением машинки на карусели, вертя игрушечный руль и делая губами: «др-р-р-р!». Что же до людей, далеких от верхушки социальной пирамиды, то они вообще ничем не управляют, и менее всего – собственной судьбой. Жизнь вертит их, как щепки в водовороте, несет, куда ей заблагорассудится, и иногда выносит в места, где им вовсе не следовало оказываться. Человек случайно попадает не в то место и не в то время, видит то, чего не должен был видеть, и делает из увиденного неправильные выводы, принимая самое большое в своей жизни невезение за великую, невиданную удачу. Основываясь на этой заведомо ложной предпосылке, он начинает действовать, и с этого мгновения никакой случайностью в его судьбе уже не пахнет: в силу вступает беспощадный закон паучьей сети, в которую неосмотрительно влетел легкомысленный мотылек. Производимые его барахтаньем колебания достигают центра паутины, и в результате бедняга имеет то, что имеет: перекресток, красный свет и остановившийся рядом броский, сверкающий хромированными деталями «чоппер», не вызывающий у него ничего, кроме вялого мимолетного любопытства.

Кошевой снял с руля левую руку и запустил ее за лацкан своей мотоциклетной кожанки. В боку куртки имелось круглое, обведенное колечком блестящего металла отверстие, которое со стороны можно было принять за вентиляционное – правда, непривычно большое. Сейчас оттуда высунулся кончик какого-то тускло-черного цилиндрического предмета, в торце которого тоже имелось отверстие. На глаз диаметр его составлял что-то около сантиметра; если быть точным, он равнялся девяти миллиметрам.

Демонстрируя упомянутое выше любопытство, водитель вишневой «субару» повернул голову и посмотрел на Кошевого и его мотоцикл сквозь темные стекла фанфаронских, на пол-лица, солнцезащитных очков в широкой пластмассовой оправе. На голове у него сидела ярко-красная бейсбольная кепка с броской белой надписью по-английски: «Поцелуй меня в зад»; физиономию, в натуре оказавшуюся еще более отвратной, чем на предъявленной курьером фотографии, обрамляли любовно ухоженные рыжеватые бакенбарды – деталь, неизменно производившая на Кошевого самое отталкивающее впечатление. Впрочем, окажись данный конкретный субъект писаным красавцем, звездой телеэкрана или даже живым классиком отечественной культуры, это бы ровным счетом ничего не изменило. Дмитрий Кошевой действительно был общителен и любил заводить новые знакомства, но это вовсе не означало, что он любит людей как таковых. Его общительность имела с человеколюбием столько же общего, сколько полученный когда-то диплом филолога – с его настоящей профессией, суть которой сводилась к посильному сокращению обитающей на планете Земля популяции homo sapiens. Эта работа однажды нашла его сама, но Кошевой ее любил (в отличие от человечества) и искренне считал полезной.