Эта работа однажды нашла его сама, но Кошевой ее любил (в отличие от человечества) и искренне считал полезной.
Кроме того, он был профессионал и принял заказ, что автоматически лишало его возможности переменить решение – так же как ее лишен человек, шагнувший в пустоту с края крыши.
Взгляд человека в бейсболке с хамской надписью скользнул по мотоциклу и естественным путем перекинулся на колоритную фигуру байкера – высокие ботинки со шнуровкой до середины голени и окованными носами, отягощенную множеством «молний» и заклепок куртку с бахромой на рукавах и пришпиленным к плечу лисьим хвостом, рассыпавшуюся по спине гриву тронутых сединой волос, шлем, смахивающий на каску немецко-фашистского оккупанта, очки-консервы и так далее… Глаз его Кошевой не видел за солнцезащитными очками а-ля Элвис Пресли, но четко засек момент, когда обладатель рыжеватых бакенбард увидел торчащий из дыры в поле куртки глушитель. Дав этому козлу секунду на осознание того факта, что минуту назад он уехал не только из Останкино, но и из жизни, владелец модного стрелкового клуба «В. Телль & Сыновья» спустил курок.
Пистолет почти неслышно хлопнул, коротко толкнувшись в ладонь, горячая гильза беззвучно упала во внутренний карман кожанки. Все произошло совершенно незаметно для окружающих. Водитель «субару» откинулся на спинку сиденья, уронив на плечо простреленную голову; на светофоре сменился сигнал, Кошевой оттолкнулся ногой от асфальта и повернул рукоятку газа. Проезжая перекресток, он услышал за спиной раздраженное нытье сигналов: водители машин, остановившихся у светофора за вишневой «субару», негодовали на раззяву, проспавшего зеленый.
Оставив позади нарождающуюся прямо на глазах пробку, снайпер с высшим филологическим образованием поддал газу и направился домой, в клуб. По дороге он сделал короткую остановку на мосту.
– Только друг в друга не стреляйте, – сказал он, обращаясь к рыбам и глядя на расходящиеся по воде круги. – Вас и так раз-два и обчелся. Тренируйтесь лучше на рыбаках.
4
– Глист…
– Мне не нравится это слово!
Это прозвучало достаточно резко, чтобы даже самый толстокожий собеседник вник в суть претензии и внял прозвучавшему пожеланию держать себя в рамках пристойности. Для Андрея Липского это заявление также послужило свидетельством владеющего Мартой дурного настроения и ее принципиального нежелания с оным бороться. Держать себя в руках она, известный столичный адвокат, умела превосходно и, если давала волю эмоциям, наверняка делала это намеренно – надо понимать, в расчете на то, что Андрей, убоявшись ее гнева, быстренько замнет скользкую тему.
За годы супружества Андрей успел изучить ее гнев во всех проявлениях и действительно его побаивался – впрочем, не настолько, чтобы отклониться от избранного курса. Жизнь представляет собой бесконечную череду выборов, и выбирать сплошь и рядом приходится не большее из двух благ, а меньшее из целого вороха зол. Кроме того, они находились в людном месте, а это позволяло надеяться, что до крайних проявлений гнева наподобие битья посуды и порчи эпителия дело на этот раз не дойдет.
– Скопцов, – послушно поправился он. – Или, если хочешь, Соколов-Никольский.
– Это слишком длинно и вычурно, – объявила Марта. – И вообще, я не желаю ничего слышать об этом слизняке.
– О покойнике либо хорошо, либо ничего, – напомнил Андрей.
– Скажи это историкам, – хладнокровно парировала Марта. – А еще лучше – себе. Ты ведь тоже пропахал довольно глубокую борозду на ниве описания преступлений сталинских палачей. Заметь, покойных. Да и не только их. Вспомни хотя бы серию опусов о золоте партии!
– Истина выше традиций и предрассудков, – предпринял слабую попытку сопротивления Липский. |