– И ты не придумал ничего умнее, как поделиться этой новостью со мной, – после секундного раздумья подвела итог Марта. – Что ж, надо отдать должное твоей изобретательности: ты придумал недурной способ избавиться от бывшей жены, не запачкав рук. Со временем он войдет в анналы юриспруденции. В общем, о твоих похоронах я обещаю позаботиться. А ты ничего не обещай: в этом смысле от тебя толку мало.

– В данном случае твой сарказм бьет мимо цели, – светским тоном сообщил Андрей. – Если кто-то заподозрит, что Г… что Скопцов поделился со мной информацией, и решит меня убрать, ты оказываешься следующей на очереди автоматически – просто потому, что была за мной замужем, умна, представляешь собой определенную величину в твоей любимой юриспруденции, а главное, имела неосторожность сохранить со мной приятельские отношения. Но я смею надеяться, что до этого не дойдет: даже самый последний параноик не заподозрил бы нашего дорогого покойника в том, что он может бесплатно слить кому-то информацию, которая представляет хоть какую-то ценность. Да что там ценность! Ты ведь его знала, он был из тех типов, что норовят содрать деньги даже с кассирши в платном общественном туалете.

– Но тебе он тем не менее ее слил, – полувопросительно сказала Марта.

– Это потому, что я, как и ты, себя не на помойке нашел, – проинформировал ее Липский. – Слил… С таким же успехом можно утверждать, что фермерская корова добровольно сливает доярке молоко.

Официант принес заказанный Мартой капучино. Опуская на стол фарфоровую чашку с шапкой молочной пены, он косился в занятый кавказцами угол так же, как, должно быть, косилась проживавшая в конце позапрошлого века извозчичья лошадь на первый в городе автомобиль. Косой взгляд, украдкой брошенный им на Андрея, был полон сочувствия и жалости; подавив неразумное желание выместить свое дурное настроение на этом ни в чем не повинном халдее, Липский вынул сигареты и закурил.

– Хорошо, – потянувшись к его пачке, сказала Марта, – рассказывай. Все равно ведь не отстанешь.

– Ни за что, – сказал он, поднося ей зажигалку. – Даже если ты оплатишь счет из своего кармана.

– Размечтался, – сказала она. – Где ты видишь карман?

Это была правда: строгий деловой костюм, идеально облегавший фигуру и без видимой необходимости подчеркивавший сексуальность хозяйки, действительно не имел ни одного кармана, в котором могла бы поместиться хотя бы монета рублевого достоинства.

– Тем более, – с улыбкой сказал Андрей.

5

Краешком глаза он зафиксировал только что вошедшего в ресторан нового посетителя. Посетитель являл собой весьма колоритную и явно не вписывающуюся в интерьер дорогого, претендующего на элитарность столичного шалмана фигуру. Высоченный, плечистый, он с головы до ног был затянут в матово-черную, изобилующую блестящими застежками и заклепками натуральную кожу. По плечам мотоциклетной кожанки свободно разметалась обильно посеребренная сединой густая львиная грива; с левого плеча, довершая образ законной жертвы активистов общества защиты животных, свисал пушистый лисий хвост, к нижней губе прилип слабо дымящийся окурок тонкой коричневой сигариллы. Оставалось только гадать, каким образом этот динозавр прошел фейс-контроль; впрочем, судя по тому, как засуетился вокруг него метрдотель, седеющий звероящер относился к числу здешних завсегдатаев. Андрея это удивило, но не слишком: он знавал чудаков, приезжавших на мотоцикле на заседания Государственной думы.

– Так вот, – сказал Андрей, – если вернуться к нашим баранам, известный тебе гельминт был по-настоящему талантлив – конечно, очень по-своему, но бесспорно талантлив.