— Ради твоего блага я целых восемь лет боролся с собой, со своими желаниями. Неужели ты не можешь подождать меня каких-то пару месяцев?

— Почему? Просто объясни мне почему! — кричала Тина, не желая слушать никаких уговоров.

— Бога ради, Тина! Замолчи!

— Нет уж, — злобно огрызнулась она. — Не замолчу! Не желаю больше сидеть в одиночестве. Ни восемь лет, ни восемь месяцев, ни восемь недель, ни даже восемь дней! Не желаю расставаться без причины! И не надейся, что я соглашусь!

Он заметался по комнате, потом вдруг остановился и с мукой во взоре посмотрел на нее.

— Я всегда шел тебе навстречу, Тина, заботился о тебе. Чего тебе не хватает? Я остаюсь с тобой, у нас будет ребенок.

— Ты сам хотел меня, Дьюк, — продолжала она спорить. — И ребенка ты тоже хотел.

— Да, хотел, идиот я несчастный! — завопил он.

— Почему ты так говоришь?

— Неужели не понимаешь?

— Нет, не понимаю!

— Ну так ты должна понять это. Должна понять! — твердил он, прожигая ее ненавидящим взглядом. — Как ты считаешь, почему я оставил тебя девять лет назад?

— Я так этого и не поняла.

— Я слишком сильно тебя хотел. Ты сумела возродить меня к жизни, дала мне радость, разогнала мои мрачные мысли. Ты заставила меня снова поверить, что я хоть на что-то гожусь! Я не должен был вообще с тобой встречаться! Но я не смог устоять, не смог… Ты нравилась мне все больше и больше. Если бы все это было чем-то легким, необременительным… но ты была серьезной, строила планы на будущее… А я не мог тебе этого дать, слышишь, Тина? Не мог! Ты наконец поняла?!

Она покачала головой. То, что он лихорадочно и сбивчиво бормотал, никак не объясняло его странного поведения.

— Ты просто не хочешь понять, ведь так? — язвил он. — Тебе гораздо удобнее существовать в своем уютном воздушном мирке грез. Он ведь такой хорошенький и ясный! Но надо смотреть в лицо правде, Тина, жить в настоящем мире, а не в мечтах.

— О какой правде ты толкуешь, Дьюк?

— Ты говорила, что после моего ухода стала жить только карьерой, но это неправда. Иначе бы ты согласилась на мое первоначальное предложение. Но ты захотела другого, стала строить планы совместного будущего…

Он стоял перед ней, тяжело дыша. Его рука яростно рубила воздух прямо у лица Тины, в то время как он продолжал обвинять ее:

— Быть со мной, работать со мной… Вот о чем ты просила. Но ведь для тебя этого было мало, правда? Поэтому ты решила завести ребенка. Моего ребенка. А теперь ты шантажируешь меня, заставляя остаться с тобой тогда, когда я этого не могу сделать!

Тина сжалась, словно от удара.

— Это не шантаж. Ты сказал, что любишь нашего ребенка. Значит, ты мне лгал? Иначе почему ты не хочешь быть здесь, когда он родится?

— Значит, все, что я сделал для него, уже ничего не значит? — набросился на нее Дьюк. — Я из кожи вон лез, чтобы наш ребенок не знал горя и нужды, всегда был обеспечен… И ты тоже вместе с ним! Мы не женаты, Тина, и что бы ты ни говорила о том, что мы одна семья, я никогда не лгал тебе, не обещал жениться. Зачем бы тогда нужна была вся эта суета с фондом и домом, купленным на твое имя?

— Я не просила тебя жениться, — отбивалась она. — Я просто хотела быть с тобой, но ты, видно, этого не желаешь, раз не объяснил, почему вдруг тебе так срочно понадобилось уехать.

— А ты и не хочешь этого знать! Если бы действительно хотела знать, то могла бы кое о чем догадаться сама!

— Ах, простите меня, круглую дуру! — выпалила она, но тут же, перепугавшись, что перегнула палку, взмолилась: — Дьюк, я действительно ничего не понимаю, скажи же мне!

Он остановился.