Розен сделала себе прическу с подвитой челкой, очень понравившуюся всем нам, и сообщила, что эту моду будто бы ввела королева Генриетта Мария. Она была очень весела, и ей вполне нравился Джордж Кролл, хотя он оказался не столь галантным кавалером, как ей бы хотелось.

— В придворных кругах назревает множество конфликтов, — заявила Берсаба.

Все уставились на нее. Это было в духе Берсабы — сказать что-нибудь очень серьезное в то время, когда у всех веселое настроение. Она продолжала:

— Отец беспокоится за вложенные в корабли деньги.

— Деньги! — возмущенно воскликнула Розен. — Мы говорим о модах!

— Моя дорогая кузина, — сказала Берсаба с видом превосходства, — если возникают трения между королем и парламентом, может случиться так, что никакие моды будут не нужны.

— Это кто говорит? — спросила уже не на шутку рассердившаяся Розен. Наверняка, Берсаба.

— Конечно, — подтвердила я.

— Ах, Анжел, заставь ее замолчать, — попросила Розен.

Я скрестила руки на груди и улыбнулась сестре.

— Я не могу ей приказывать, — напомнила я им.

— Просто глупо не обращать внимания на происходящее, — сердито сказала Берсаба. — Ты прекрасно знаешь, Анжел, что люди, посещающие отца, очень озабочены.

— Они всегда озабочены, — заявила Гвенифер. — Люди из Ост-Индской компании вечно чем-нибудь недовольны.

— Они делают исключительно важную для страны работу, — поддержала я сестру.

— Дружная парочка и безгрешные родители, — заключила Гвенифер. Давайте-ка поговорим о чем-нибудь поинтереснее.

— Так Джордж Кролл действительно хочет просить руки Розен? — спросила я.

— Почти наверняка, — ответила Розен, — и отец почти наверняка скажет «да», поскольку Кроллы — хорошая семья, а мама скажет «да», поскольку считает, что Джордж будет хорошим мужем.

— Значит, его мы вычеркиваем из списка, — сказала Берсаба.

— Как можно говорить такое! — воскликнула я.

— Так уж обстоят дела, — настаивала Берсаба. — Придет и наш черед.

— Я сама себе выберу мужа, — твердо заявила я.

— Я тоже, — столь же твердо сказала Берсаба.

Мы начали болтать о балах, кузины оценили наши наряды, разговоры были легкомысленными, и мне это нравилось, но я была уверена, что Берсаба считает такое времяпровождение глупым. Она устроила один из своих «периодов молчания», которые так бесили меня, потому что казалось, будто она нас попросту презирает.

Мы обедали в большом зале, так как народу собралось довольно много девять человек. Бастиан и дядя Коннелл, выезжавшие осматривать поместье, успели вернуться.

Когда мы переодевались к обеду, я предложила Берсабе:

— Давай оденемся в синее? Она заколебалась, а потом на ее губах появилась легкая улыбка:

— Хорошо.

— Мы немножко развлечемся, — сказала я, — сделав вид, что ты — это я, а я — это ты.

— Найдутся люди, которые заметят подвох.

— Кто?

— Ну, например, мама.

— Мама всегда различает нас.

Итак, мы надели наши платья из синего шелка с лифами на китовом усе, схваченные поясами чуть-чуть другого оттенка, с юбками, не достигающими щиколоток, так что из-под них виднелись нижние юбки из атласа, и с прелестными ниспадающими рукавами. Мы сшили платья в прошлом году, и хотя сейчас их нельзя было назвать последним криком моды, они были нам очень к лицу.