Но ничего не случится. "И
жизни мне нет, покуда не пойду к нему, не услышу его голоса, не почувствую
его всего. А остальное - ложь. Просто - нужно быть честной".
С этого вечера Даша не раздумывала более. Она знала теперь, что пойдет
к Бессонову, и боялась этого часа. Одно время она решила было уехать к
отцу в Самару, но подумала, что полторы тысячи верст не спасут от
искушения, и махнула рукой.
Ее здоровая девственность негодовала, но что можно было поделать со
"вторым человеком", когда ему помогало все на свете. И, наконец, было
невыносимо оскорбительно так долго страдать и думать об этом Бессонове,
который и знать-то ее не хочет, живет в свое удовольствие где-то около
Каменноостровского проспекта, пишет стихи об актрисе с кружевными юбками.
А Даша вся до последней капельки наполнена им, вся в нем.
Даша теперь нарочно гладко причесывала волосы, закручивая их шишом на
затылке, носила старое - гимназическое - платье, привезенное еще из
Самары, с тоской, упрямо зубрила римское право, не выходила к гостям и
отказывалась от развлечений. Быть честной оказалось нелегко. Даша просто
трусила.
В начале апреля, в прохладный вечер, когда закат уже потух и
зеленовато-линялое небо светилось фосфорическим светом, не бросая теней,
Даша возвращалась с островов пешком.
Дома она сказала, что идет на курсы, а вместо этого проехала в
трамвайчике до Елагина моста и бродила весь вечер по голым аллеям,
переходила мостики, глядела на воду, на лиловые сучья, распластанные в
оранжевом зареве заката, на лица прохожих, на плывущие за мшистыми
стволами огоньки экипажей. Она не думала ни о чем и не торопилась.
Было спокойно на душе, и всю ее, словно до костей, пропитал весенний
солоноватый воздух взморья. Ноги устали, но не хотелось возвращаться
домой. По широкому проспекту Каменноостровского крупной рысью катили
коляски, проносились длинные автомобили, с шутками и смехом двигались
кучки гуляющих. Даша свернула в боковую улочку.
Здесь было совсем тихо и пустынно. Зеленело небо над крышами. Из
каждого дома, из-за опущенных занавесей, раздавалась музыка. Вот
разучивают сонату, вот - знакомый-знакомый вальс, а вот в тусклом и
красноватом от заката окне мезонина поет скрипка.
И у Даши, насквозь пронизанной звуками, тоже все пело и все тосковало.
Казалось, тело стало легким и чистым.
Она свернула за угол, прочла на стене дома номер, усмехнулась и,
подойдя к парадной двери, где над медной львиной головой была прибита
визитная карточка - "А.Бессонов", сильно позвонила.
7
Швейцар в ресторане "Вена", снимая с Бессонова пальто, сказал
многозначительно:
- Алексей Алексеевич, вас дожидаются. |