Отвернулся и двинулся назад.

Несколько мгновений царила наполненная удивлением тишина.

– Вернись сюда! Слышишь! – Впервые в голосе чародея зазвучал страх. – Вернись, ты, проклятый ублюдок! Я вытащил твоих людей! На леднике!! Я вытащил их!!! Вспомни!!!

Офицер остановился.

– Если бы ты их не вытащил, чародей, – сказал он громко, – если бы ты их не вытащил, я достал бы тебя из этой дыры и отдал бы в руки Борехеда.

А потом он медленно наклонился, тщательно очистил меч снегом и промокнул его подолом плаща. Сунул оружие в ножны и двинулся назад, ощущая, как с каждым шагом сходят с него ярость и усталость. Когда был на половине дороги, проклятия и мольбы чародея внезапно оборвались, завершившись протяжным криком. Кеннет-лив-Даравит остановился, но, кроме шума водопада, не услыхал больше ничего.

Впервые за два последних дня улыбнувшись, он зашагал навстречу своим людям.

Он возвращался с патруля с половиной роты, то есть с двадцатью людьми и несколькими псами. Остальные отдыхали в казармах полка. Была это десятидневная спокойная прогулка по безопасной провинции, как раз чтобы в начале весны напомнить людям: Горная Стража бдит. Во времена мира полки действовали именно так: половина стражников в поле, другая – в казармах, чтобы оставаться на случай чего под рукой у начальства. Хотя послать в поле два десятка выглядело сущей насмешкой. С прошлой осени ему обещали как минимум еще человек двадцать – лишь тогда название «шестая рота» перестало бы напоминать дурную шутку.

В трактире, в дне дороги от Белендена, до одного из его солдат добралась весточка. Хавен Рицв, самый младший из его людей, стал отцом. На радостях он спустил половину месячного жалованья, проставляясь всем пивом, вином и водкой. Кеннет позволил им пить и развлекаться, патрулирование проходило спокойно, от казарм были в двух шагах. Что могло случиться?

Выходя утром во двор, он столкнулся в дверях с высоким черноволосым мужчиной, завернутым в обтрепанный лавандового цвета плащ. Брякнуло – и на землю упала лира.

– Прошу прощения. – У чужака оказался высокий, мелодичный голос. – Это моя вина.

Он поднял инструмент левой рукою, правая была перебинтована и подвешена на перевязи.

– Несчастный случай?

Чужак насмешливо фыркнул:

– Нет. Смельчак, господин лейтенант, мой, значит, конь, хотя вы наверняка правы – стоило бы назвать его Несчастным Случаем. Из-за этой скотины возвращаюсь за Малый хребет, так ничего и не заработав. Что за музыкант, не могущий играть?

Кеннет усмехнулся, почувствовав укол беспокойства. Плащ, шлем и кольчугу он оставил в комнате, накинув лишь рубаху и стеганую куртку. У пояса его был обычный нож. И наверняка они не встречались вчера, так откуда бы тому знать его звание?

– И где это с вами случилось?

– На дороге между Лорстом и Чавером. С гор сошел медведь, а мой конь решил, что всадник – лишь помеха для бегства, потому сбросил меня, хотя до твари было шагов сто, не меньше. Видно, такой же из него Смельчак, как из меня служитель Госпожи. И мне пришлось вернуться.

Кеннет вспомнил вчерашнюю беседу с трактирщиком. Хозяин что-то говорил о бродячем музыканте в компании слуги.

– А ученик?

– Учеником он станет через год-другой. А пока что просто носит вещи, помогает разбивать лагерь, ну и предоставляет какое-никакое общество, потому как в горах человек в одиночестве ногу сломает в дороге – и хоть с голоду подыхай.

Они шли в сторону конюшни. Офицер, продолжая улыбаться, занял место по правую руку от незнакомца.

– Вы совершенно правы, господин…

– О, простите. Мастер Энвар из Вереха.