Я спрашиваю, где именно они скрываются.
– Сразу при выходе из долины. – Велергорф, как видно, уже успел освоиться с этой мыслью. – Там самое узкое место. К тому же если задуматься, то именно в ту сторону они и шли.
– Мне тоже так кажется. Андан! – Кеннет повернулся к кряжистому десятнику. – Собери их крюки, веревки и ледорубы.
Младший офицер заколебался:
– Мы пойдем на ту сторону?
– Да. Клан, скорее всего, сумел как-то договориться с ахерами. Когда эта группа не вернется, они переберутся в другое место и спрячутся. Потом придет зима, и нам снова останется лишь ждать очередную Коори-Аменеск. – Лейтенант сжал губы. – А этого я не допущу.
– Та-а-аточно. – Младший десятник слегка усмехнулся. Кеннет даже не моргнул.
– Что ты еще нашел?
Андан сделался серьезен.
– То, что осталось от семьи шорника из Хандеркех. Если порубить взрослого мужика, двух баб и четверых детей – как раз поместятся в таких мешках, как там.
Сказал он все это быстро, тихо, сквозь сжатые зубы. Кеннет выругался. Когда несколько дней назад они нашли перевернутую телегу и следы крови, у всех была надежда – как бы это ни звучало, – что семья из Хандеркеха стала жертвой обычных разбойников. Те редко убивали детей и женщин.
– Нам придется сжечь и их тела.
– Так точно, господин лейтенант, – кивнул Велергорф. – Но мы разожжем им отдельный костер.
– Согласен. – Кеннет внезапно почувствовал себя уставшим и злым. – Вархенн, у тебя остался тот снегокрыс, который пытался тебя цапнуть вчера?
– Да, господин лейтенант.
– Тогда пойдем к пленникам.
Тех было двое: низких, кряжистых и согбенных. Лежали в снегу, связанные так, что едва могли шевелиться. У обоих – низкие лбы, плоские носы и широкие скулы. Если бы не явственная разница в возрасте, могли бы сойти за близнецов. При виде приближающегося командира солдат, охранявший пленников, выпрямился и пнул старшего шадори, который как раз подполз и, похоже, намеревался укусить его за ногу. Тот тихонько заскулил, а потом взорвался пронзительным хохотом. Младший пленник, совсем еще пацан, издевательски усмехнулся, обнажив несколько заостренных, подпиленных зубов.
– Да, повежло вам, шобачки. Хотите кошточку? – сказал он.
Посмотрел им в глаза и замолчал. Потом отвел взгляд в сторону. От него шел сильный тошнотворный дух. Кеннет скривился.
– Что так смердит?
– Должно быть, бараний жир, господин лейтенант, – отозвался охранявший их стражник. – Они все им перемазаны.
– Жир? Жир! Жи-и-и-ир!! – заорал старший из пленников. Глянул на них безумно и прошипел: – Жир с маленькой овечки, что никогда не давала шерсти. Теплый и с-с-сладкий.
Солдат приоткрыл рот и побледнел. Потом быстрым движением выхватил из-за пояса топор и замахнулся на лежащего.
– Стоять! – выплюнул приказ в последний момент Кеннет. – Чуть погодя.
– Но, господин лейтенант…
– Я же сказал: чуть погодя, стражник. Он сперва должен со мной поговорить.
Младший из пленников перекатился на бок и попытался харкнуть ему на сапоги. Однако положение было неудобным, и шадори только заплевал себе подбородок. Офицер глянул на него сверху вниз.
– Вижу, ты все еще не понимаешь. Мне ничего не нужно от тебя узнавать. Я уже все, что мне надо, знаю.
– Ничего ты не знаешь, дерьмоед. – Молодой шадори внезапно перестал пришепетывать.
– Да? Уже четыре дня как за вами идет остальная часть моей роты. |