Стараясь скрыть свое присутствие, он осторожно повернулся, с тем чтобы уйти и не мешать влюбленным, но едва успел сделать пять-шесть шагов, как услышал другие шаги и увидел, что женщина, бросив своего собеседника, поспешила в его направлении. Он немедленно скрылся в тень скалы, и девушка прошла мимо него на расстоянии протянутой руки. В этот момент его сердце замерло, ибо не Отилл, как он ожидал, а Жанна прошла так близко.

В следующий момент она уже исчезла из виду. Мужчина успел столкнуть лодку в воду и тотчас же скрылся в ночной мгле. С уст Филиппа сорвался невольный крик, на который, словно эхо, ответил другой душераздирающий крик, и, выступив вперед, Филипп очутился лицом к лицу с Пьером Куше.

Пьер первый нарушил молчание.

— Я очень огорчен, мсье! — хрипло начал он. — Я прекрасно понимаю, как это открытие должно подействовать на вас. Что делать, я тоже подавлен.

Что-то в лице и голосе полукровки сильно поразило Филиппа. Ему казалось, что в глазах молодого человека застыло такое выражение, какое бывает только у смертельно раненых животных, которые испытывают невероятные страдания, но не в состоянии выразить их. Поддавшись невольному импульсу, он протянул вперед руку, и оба долго стояли молча, глядя друг другу в глаза. И страшная правда выразилась в крепком пожатии их рук, в болезненном блеске их глаз.

— И вы… вы тоже любите ее? — спросил Филипп.

— Да, мсье, я тоже люблю ее! — ответил молодой человек совсем тихо. — Я люблю ее, но не как брат, а как человек, сердце которого разбито навсегда.

— Теперь я все понимаю, — прошептал Филипп.

Он выпустил руку Пьера, и голос его звучал уже холодно и безжизненно, когда он сказал следующее:

— Я получил записку от нее, и она просит меня не позже утра оставить ваш форт.

— Да, так будет лучше всего! — согласился Пьер.

— Ввиду того, что я ничего не принес с собой сюда, мне нечего возвращаться в мою комнату, — продолжал Филипп. — Жанна все поймет, но я попрошу вас объяснить господину Д'Аркамбалю, что я получил неожиданное письмо, доставленное курьером и потребовавшее моего неожиданного отъезда на Слепое Индейское озеро. Я думаю, что всего лучше будет, если мы не разбудим его. Не хотите ли, Пьер, немного проводить меня?

— Конечно, хочу! — отозвался тот. — Я обязательно провожу вас.

Они не произнесли больше ни слова, направились к лодке, и немедленно поплыли вниз по реке. Так прошло около двух часов; они успели уже выйти в Нижний Черчилл и все еще не нарушали молчания. И только к концу второго часа Пьер повернул лодку к берегу и сказал:

— Отсюда нам придется идти пешком!

Выйдя на берег, он быстро направился вперед, и следовавший за ним по пятам Филипп читал на его лице выражение того же горя, что снедало его самого. Дорога долго тянулась вдоль подножья высоких холмов, а затем на каком-то крутом повороте вывела обоих молодых людей на равнину, которую они пересекли двумя молчаливыми тенями. За равниной начиналась новая гряда холмов, к которой они подошли приблизительно через полчаса. Здесь Пьер остановился и указал на призрачный мир, утопавший в полутенях.

— Ваша стоянка, мсье, находится по другую сторону! — сказал он. — Вы знакомы с этой местностью?

— Мне приходилось охотиться в этих горах! — ответил Филипп. — Если не ошибаюсь, в трех милях отсюда находится мой пост, а в полумиле отсюда начинается хорошо укатанная дорога. Бесконечно благодарен вам, Пьер!

Он протянул ему руку.

— До свидания, мсье!

— До свидания, Пьер!

Их голоса дрожали.