— Брать гранаты из королевских запасов! — приказал генерал в отчаяньи, ибо обороняться становилось нечем…

Мимо Миколы пронесли раненого лейтенанта Вайе. Парень лежал на руках солдат, его белокурые волосы слиплись от крови… Вот уже жены офицеров стали помогать своим мужьям, заряжая фузеи, оттаскивая и перевязывая раненых, подносили ядра канонирам, поливали воду из ведер на раскаленные стволы орудий… Эти отважные курянки, латышки, немки и литвинки, похоже, понимали, что победа царского войска означает смерть абсолютно всем… О бесчинствах и жестокости ратников Шереметева в Прибалтике все прекрасно были осведомлены… Пощады не ждал никто.

Недалеко от Миколы упал солдат, раненный в голову. Покатилась по земле его маленькая треуголка… Раненого тут же оттащили в сторону две женщины, а одна, в темно-красной юбке и с красным платком на темноволосой голове, схватила фузею солдата и со знанием дела, припав на колено, уперла в плечо приклад, взвела замок, прицелилась и выстрелила, слегка дернувшись от отдачи… Микола узнал женщину. Это была жена офицера Роберта Петре.

— Вы бы, госпожа Петре, отошли отсюда! Не женское дело это! — крикнул ей по-немецки Микола. Немецкий был языком общения всех в обозе Левенгаупта, на нем, похоже, здесь говорили все.

Но женщина не отошла. Она лишь усмехнулась Кмитичу своим спокойным симпатичным лицом с правильными чертами.

— Не волнуйтесь, господин офицер! Мы люди курсиска! Нас балтскими викингами называли в былые годы! Норманнских данов бивали еще в те времена!

— Хорошо! Но пригнитесь, Бога ради! — Микола сделал ей жест рукой сверху вниз… Та лишь мило ему улыбнулась и кивнула головой:

— Меня зовут Гертруда.

— Очень приятно. Миколай Кмитич, — слегка приподнял треуголку оршанский князь…

Не только женщины бросились помогать солдатам отражать атаку царской гвардии. Микола видел вокруг себя и местных мужиков из Лесной — они деловито, не обращая внимания на свистевшие вокруг пули и пролетающие ядра, исправляли плетень, подтаскивали бочки и мешки, набитые землей, некоторые тоже припадали на колено рядом с солдатами и стреляли…

Девятая атака московитян оказалась для царя самой удачной. На участке Миколы Кмитича и Левенгаупта — почти в центре вагенбурга — московские солдаты в синих мундирах так ожесточенно пошли в атаку, что, преодолев яростный огонь курляндцев, потеряв чуть ли не треть своих солдат, прорвали укрепление и ворвались в лагерь. Это были гвардейцы Семеновского полка — с ними Микола уже сталкивался под Нарвой… Лазоревые мундиры семеновцев и серые курляндцев слились в вихре жестокой рубки. Порой невозможно было понять, где свои, а где чужие… Кмитич разрядил свой мушкетон прямо кому-то в лицо и, весь забрызганный вражеской кровью колол очередного семеновца в руки и грудь длинной шпагой… И не только солдаты, но и женщины, деревенские мужики — все сбежались, стреляя из мушкетов, колотя московитов кто косами, кто оглоблями, швыряли в них бочонки… Окончательно отбросить семеновцев помог Жиркович с другими могилевчанами — Калиновским, Ивановским и Загурским, — прибежавшие с западного фланга вагенбурга. У каждого из них было по два мушкета — один в руках, один за спиной, и по два пистолета за поясом. Могилевские добровольцы разрядили свои мушкеты во врага, тут же бросили бесполезное оружие под ноги, выхватили пистолеты, выстрелили из них прямо с двух рук и затем, обнажив клинки, со страшным ревом бросились на побитых пулями солдат.