А пока беженцы давили и затаптывали друг друга в городских воротах, оставшиеся храбрецы спешно сооружали на портовых
причалах баррикады и готовились к вторжению. Отважные роттердамцы не сомневались, что многим из них, а возможно и всем, предстоит
погибнуть. Но они намеревались до последнего вздоха прикрывать убегающих от вражеских полчищ женщин, стариков и детей. Агрессор, который
без зазрения совести похоронил под развалинами домов сотни горожан, не давал повода уповать на милосердие.
Даже используй норманны примитивную тактику лобовой атаки, они в любом случае прорвали бы стихийно организованную линию обороны. Однако они
предпочли иной путь и до минимума уменьшили неизбежные потери при высадке. Еще в море перестроив половину ботов в трехрядную колонну,
дружинники на полной скорости ворвались в устье Рейна, поднялись вверх по течению до центральной части города, после чего практически
беспрепятственно высадились на оба берега реки. Остальные боты в это время прикрывали пулеметным огнем маневр первой ударной дружины и,
когда ее бойцы ступили на улицы Роттердама в тылу у защитников, стремительно ринулись к причалам для выброски оставшегося десанта.
Поскольку все силы горожан были стянуты к порту, первая атакующая дружина норманнов не встретила почти никакого сопротивления. Она ударила
в тыл роттердамцам прежде, чем бойцы второй дружины атаковали их в лоб. Защитники оказались зажаты словно между жерновами и вынуждены были
обороняться на два фронта. Норманнская «мельница» перетерла их оборону за полтора часа, не оставив в живых никого, даже раненых. На примере
этих несчастных Торвальд Грингсон впервые продемонстрировал, какова будет в дальнейшем его захватническая политика. Позже Вороний Коготь
стал принимать в свое войско местных жителей и перебежчиков из армии противника, но с теми, кто обнажал против него меч, всегда и везде
поступал одинаково сурово. Защитникам Роттердама в некотором смысле даже посчастливилось, что «башмачники» решили не брать военнопленных в
своем первом бою на святоевропейской земле. Умереть легкой смертью в битве с норманнами являлось почти что привилегией…
Зачистка города от остатков сил сопротивления еще продолжалась, а норманнские крейсеры заканчивали топить патрульные катера европейцев,
когда конунг Скандинавии и Верховный жрец видаристов Торвальд Грингсон покинул свой командный катер «Бельверк» и ступил на залитый кровью
причал. Внешне Вороний Коготь больше походил на докера, что кишели в порту Роттердама еще этим утром, нежели на властелина северных земель:
среднего роста, плотный и кряжистый, с окладистой седой бородой, бритой татуированной головой и лицом, изрезанным глубокими морщинами.
Жуткие глаза конунга и впрямь напоминали птичьи: редкостного сочно-рыжего цвета, они излучали магический свет, какой можно при желании
рассмотреть в глазах таких мудрых птиц, как филины и во€роны. Пристальный взгляд Грингсона повергал в смятение любого, на ком задерживался
дольше чем на пару секунд.
Не признающий излишеств ни в одежде, ни во всем остальном, во время боевых действий Торвальд носил обычное полевое облачение норманнских
дружинников: стальной шлем-полусферу, короткую кожаную куртку на меху, широкие штаны с наколенниками и невысокие остроносые сапоги. Оружие
командующего состояло из длинного традиционного ножа, обязательного для ношения каждому видаристу, и длинноствольного револьвера сорок
четвертого калибра. По слухам, из этого револьвера при перевороте Грингсон лично перебил шестерых телохранителей конунга Буи, всего за
считаные мгновения пустив каждому в голову по пуле (история больше смахивала на вымысел, но я все равно восхищался ею, как восхищался
любыми историями о хороших стрелках, о которых когда-либо слышал). |