Ему уже надоел пьяный староста, который все никак не освобождал ему ванну. — Не могу, ты же знаешь, что не могу. — Тьфу, — сплюнул Ворон. — Бедненькие, несчастненькие, ну так сбегите! Гретна Грин вам в помощь. — Что нам в помощь? — Люциус сел и уставился на валета. — Гретна Грин. Ты что, не знаешь? Деревушка на юге Шотландии, как раз для таких, как вы. Там женят вот таких вот нерешительных — денюжку отдашь, и все. — И магов тоже? — глаза Люциуса загорелись каким-то ненормальным энтузиазмом. — Да, скорее всего, это для магов и было придумано, потому что обряд не служитель церкви проводит, а какой-то кузнец, — Ворон нахмурился, вспоминая все, что читал о Гретна Грин. — А то, что мы несовершеннолетние? То есть, что только Фрэнку семнадцать уже есть? — Да там без разницы, по-моему, — внезапно Ворон осекся и уставился на целеустремленно вылезающего из ванны Люциуса. — Ты что задумал? Даже не мечтай! Забудь, что я тебе наговорил! — валет побежал за шустрым старостой, который уже успел пройти в комнату. Тот тем временем, пошатываясь, добрел до прикроватного столика и схватил лежащую на нем тетрадь. Ворон проклял свой длинный язык и всех демонов, которые постоянно за него тянули. Люциус посмотрел на чистые страницы странного артефакта, который Ворон накануне еще раз проверил перед сном на наличие чар, но так ничего и не обнаружил. — Ага — то, что нужно! — Люциус попытался вырвать несколько листов, но у него предсказуемо не получилось. — Люц, прекрати, — Ворон суматошно носился вокруг старосты, пытаясь вырвать у него тетрадь. — Тебя наследства лишат! — Не лишат, — Люциус вырвал источник чистых листов у слабого, заметно уступающего ему в силе мальчика и плюхнулся на кровать. — Я единственный ребенок. — Он поднялся и обвел мутным взглядом комнату. — Оставь в покое тетрадь! Если тебе нужно что-то написать, найди пергамент, — попытался достучаться до Люциуса Ворон, втайне надеясь, что когда староста выйдет из комнаты, то сразу же будет обнаружен, и с ним проведут воспитательную беседу — возможно, что и ремнем, несмотря на его почти-совершеннолетие. Будь Люциус хоть немного трезвее, он, скорее всего, оставил бы невырывающиеся листы в покое и пошел бы искать пергамент. Однако будь он трезвее, то этой ситуации вообще не возникло бы. — Вот еще, — фыркнул блондин. — Где же это? Где-то в этой комнате было, — он целенаправленно пополз по кровати, ощупывая спинки. Раздался щелчок, и в изголовье появилась неприметная ниша-тайник. — Ага! Вот ты где! — заорал Люциус, вытаскивая из ниши странного вида кинжал. — Любую пакость убивает. Гоблины делали, — он любовно погладил рукоять. — Закален в адском пламени и пропитан ядом виверны. Вещь! — Вещь, — убито согласился Ворон, глядя, как блондинистый вандал вырезает страницы из артефактной тетрадки, которую он так и не успел изучить. В какой-то момент ему показалось, что тетрадь начала сопротивляться столь варварскому с ней обращению. Она резко дергалась, пыталась захлопнуться и, кажется, даже обжигала Люциусу пальцы. Толку, правда, от этого не было никакого. Люциус только сквернословил — и продолжал делать свое черное дело, придавив своенравную вещь коленом к полу, на котором он вместе с тетрадью в итоге оказался. Наконец ему удалось отрезать столь необходимые ему страницы до середины, и сразу после этого тетрадь прекратила сопротивляться. Дело у старосты пошло гораздо быстрее. Подхватив заветные листы, Люциус сунул кинжал на место, вытащил из той же ниши небольшой уголек и принялся писать, не замечая, что края листков стали подозрительно красными, как будто пропитанными кровью. Затем он свернул их, сыпанул в камин порох, пробурчал чей-то адрес и швырнул листки в зеленое пламя. Ворон сидел на кровати, закрыв лицо руками, уже не пытаясь вмешиваться. Буквально через минуту пламя снова стало зеленым, и в руки Люциуса вылетел небольшой листочек с ответом. |