Он исчез, потом вернулся с бутылкой водки и двумя стаканами.

— Я за рулем, — на всякий случай сказал Антон.

— Ничего. Найдем, кому отвезти. Ты машину на двор загони.

В тесном дворике едва-едва поместилась вторая машина. Так они и встали рядышком возле крохотного старого домишки со слепыми окнами: «глазастый» «Мерседес» и «БМВ». На деньги, равняющиеся стоимости этих машин, можно было отгрохать настоящие хоромы.

Мужчины прошли в сад. Под старыми яблонями стояла грубо сколоченная самодельная беседка. Так, какая-то сараюшка без одной стены и с огромными щелями.

— Прошу, — кивнул Стомашевский.

Антон расположился на одной из лавочек. Постеленная на столе клеенка потрескалась от времени и была вся изрезана ножом. Сквозь рваные раны выглядывало серое, изъеденное жучком тело старого стола. Дмитрий Егорович сходил в теплицу и принес несколько огурцов, листья салата и еще какую-то зелень. Огурцы небрежно вытер о старые, грязные тренировочные штаны, положил на стол, вновь повторил:

— Прошу.

Потом налил в стаканы водку:

— Помянем рабу божию Валерию.

И Стомашевский залпом выпил грамм сто водки. Антон не посмел отказаться, тоже выпил, поставил на стол стакан. Потянул за какой-то зеленый лист, стараясь его не разглядывать, сунул в рот, пожевал.

— Жена моя умерла, — пояснил Стомашевский.

— Я знаю. Я там был, — пояснил Антон в ответ на немой вопрос. — В квартире. После того, как она… После ее гибели.

— А кто ты вообще такой?

— Антон Валентинович Перовский. Бизнесмен.

— И что тебе надо от меня, Антон Валентинович?

— Я хотел узнать про «Дикую охоту».

— И все?

— Все.

— Пошел бы ты…

С минуту помолчали. Антон по-прежнему не поднимался с деревянной скамьи. Стомашевский налил еще:

— Будешь?

— Нет.

— Значит, плохо тебя ударило.

— Нормально ударило.

— У меня жена умерла, понял?

— А моя человека убила.

— И что этим бабам неймется? — с чувством сказал вдруг Стомашевский. — Ну, чего не хватало? Всегда говорил: «Тебе, Лера, просто работать надо». Она ж после замужества дочери места себе не находила, не знала, куда себя деть! И чуть не каждый день: «Дима, жизнь проходит!» Так от того, что ты целыми днями об этом думаешь, она ж на месте не остановится! И без конца: «Что я в жизни видела? Ни одного сильного чувства! И одна, целыми днями одна!» О, Господи, Господи!

Он взялся руками за голову, качнулся из стороны в сторону. «Драм-ма», — не слишком трезво подумал Антон, вспомнив следователя Лиховских. И спросил:

— Вы ушли, потому что узнали от Валеры о посещениях вашей женой элитного клуба «Дикая охота»? Так?

Стомашевский поднял на него мутный взор:

— Чего? Черта с два! Валера, Валера… Она Валерия, он Валера. Да, вспомнил! Тот самый парень, которого мы встретили в пансионате. И чего меня туда понесло? Молодость захотел вспомнить. Эх! Память о первом сильном чувстве, как вампир, если не вбить ей в грудь осиновый кол и не похоронить навечно, так и будет пить из тебя кровь. Ты извини, что я тут философствую. Третий день пью. Вроде как в отпуске. Раньше за границу с семьей ездил или на юга, а когда семьи не стало, тут и появилась вот эта подруга. — И Дмитрий Егорович кивнул на бутылку водки. — И греет, и веселит, и утешает, да и цена подходящая. Дешевая и доступная, как шлюха, но верная, как любящая жена.