— Бабушка! — Фэйми споткнулась о порог и растянулась на деревянном полу.

Огонёк завис в воздухе рядом с её макушкой. Теперь ему ничто не угрожало, и Фэйми позволила себе немного похныкать из-за разбитой коленки и потерянных башмачков. А ведь отец только-только купил их на осенней ярмарке. Теперь тени утащат чудные туфельки в самый тёмный закоулок Витков и спрячут там, где их невозможно будет найти. Мама ужасно рассердится.

Фэйми хотела вернуться и поискать обновку, но хиго выглядел таким испуганным и одиноким, что она не решилась его оставить. Да и обуви наверняка уже нет на прежнем месте. Потерять что-то в Витках — хуже, чем уронить монетку в бездонную пропасть.

Девочка поднялась и отряхнула подол зелёного платья с вышитой на груди птичкой. Бабушки в комнате не оказалось. Через открытое окно дул ветер, колыхавший белые занавески. На столе стоял погашенный фонарь, серебрившийся в ровном свете луны.

Половица позади неожиданно скрипнула, и Фэйми вздрогнула. Из арки, опираясь на клюку, вышла бабушка. Она была маленькая и сгорбленная, как растаявшая свеча. Бабушка держала в руке пучок серебристой полыни. В Витках он светил ярче лампы, а если потрясти, рассеивал вокруг множество искр. Тени терпеть не могли полынь, и бабушка любила докучать им, вооружившись душистым веником.

— Явилась наконец! — рассерженно сказала она. — Сколько тебе повторять, чтобы ты не ходила в Поддонье в полнолуние? Сегодня у тебя отобрали обувь, а в другой раз могут и без ног оставить!

Она вынула из кармана фартука блестящие башмачки, и Фэйми залилась краской.

— Хиго только в полнолуние такие яркие, в другие дни я их плохо вижу, вот и хотела сегодня поискать.

— Я же сказала, что запрещаю тебе проходить обряд! — лицо бабушки сделалось жёстким, губы сжались в тонкую линию. — Даже не думай меня ослушаться! Иначе я перестану считать тебя своей внучкой.

Из-за бабушкиной спины неожиданно вылетел фиолетовый хиго и принялся метаться по комнате. Через мгновение он запутался в пучке подвешенных к балке трав, но тут же высвободился.

— Каков негодник! — бабушка пригрозила ему клюкой. — Всю дорогу прятался возле меня от теней, да так и пробрался в дом. А я его так гоняла, так гоняла! Вся вспотела, как будто водой облилась.

— Я тоже нашла одного, — Фэйми сконфуженно указала на янтарный огонёк, вокруг которого уже вился фиолетовый непоседа.

— В полнолуние они сыплются как бусины с порванной нитки, — отмахнулась бабушка. — Скоро можно будет совать их в банку и ставить у кровати вместо светильников. Подогрей чаю, что-то я утомилась.

Она уселась в мягкое кресло, а Фэйми зажгла спиртовку и поставила на неё крохотный чайничек, воды в котором хватало ровно на две чашки. Фиолетовый хиго проследовал за ней от посудной полки к шкафу, где стояла вазочка с печеньем, затем к столу и обратно.

— Какой приставучий, — раздражённо сказала бабушка. — Брось-ка его за арку, я пока закрою портал. И второй захвати. Нечего им тут делать.

Золотистый огонёк парил над столом, освещая накрахмаленную скатерть и букет полевых цветов в глиняной вазе.

— Знаешь, бабушка! — Фэйми собралась с духом, развернулась и посмотрела ей прямо в глаза. — Это мой, а не твой выбор! И ты можешь не считать меня своей внучкой, раз так хочешь. Я согласна.

Бабушка вздохнула. Черты её лица смягчились.

— Милая, мне будет гораздо спокойней, если ты проживёшь тихую мирную жизнь, как твоя мать. Я почти семьдесят лет служу людям, а они называют меня за это полоумной старухой.