|
Уже через год после свадьбы мы с женой были безнадежно далеки друг от друга. Нас разделяет даже не одна, а много тысяч километров непониманий. Разности вкусов, желаний, взглядов на что бы то ни было — от воспитания детей до того, сколько минут надо варить яйца, чтобы они получились «в мешочек»… Это звучит смешно, я понимаю, но поверьте мне, Оленька, куда как лучше приходить к себе в дом, не согретый ничьим дыханием, кроме вашего, чем день и ночь быть бок о бок с человеком, который тебе чужой. Совершенно чужой…
Я была так поражена, что даже не могла говорить. Кто бы мог подумать, что вот этот красивый мужчина, сидящий передо мной, вот этот любящий отец и наверняка заботливый муж — на самом деле так глубоко несчастен?! — И все-таки, — выдавила я, — и все-таки вы не можете ощущать свою полную ненужность в этом мире. У вас дочь. И скоро будет мальчик, сын… — Да. У меня будет двое детей, и это, пожалуй, единственное, за что я благодарен судьбе… Мы с женой решили начать все сначала из-за Галки. Все сначала, — сделал он упор на слове «все», — даже поехали в Крым, как молодожены, получилось что-то вроде медового месяца, хотя оба мы чувствовали себя так странно — как будто вдруг оказались в одном гостиничном номере со случайным попутчиком в трамвае. Каждый вечер мы шли в бары, на дискотеки, методично посещали все аттракционы и развлечения, лишь бы не сидеть против друга в номере и не испытывать мучительной неловкости от того, что нам совершено не о чем друг с другом говорить… Несколько лет между нами не было близости. Когда же «это» случилось, все в том же номере гостиницы, мы долго не могли взглянуть друг другу в глаза. Мы чувствовали себя почти преступниками. Плодом того несчастного вечера будет наш сын. Что же, остается надеяться, что мальчик снова сможет сблизить меня и Нину. По крайней мере, впервые за много лет нам будет, о чем поговорить… Он выпустил мою руку и медленно провел ладонью по своему лицу, как будто снимая с него паутину. — Странно что я так разоткровенничался с вами, Оленька, — сказал он, не поднимая головы и не отнимая ото лба ладони. — Как будто нахлынуло что-то… Простите меня, ради бога. — Ну что вы, Вадим… Ну что вы… Движимая нахлынувшим вдруг состраданием, я поднялась с места. Не зная, куда себя деть, как удержаться от порыва броситься к нему, прошлась по комнате. Зачем-то внимательно рассмотрела стройный ряд фужеров за сервантным стеклом. Провела пальцем по панели, незаметно для Вадима погладив его нечеткое отражение на полированной поверхности. — Не знаю, почему, но мне так хорошо с вами… бывает же такое в жизни — увидишь один раз человека и вдруг понимаешь, что все эти годы ты искал не там и не тех… Не оборачиваясь, я почувствовала, что он стоит рядом. Он был крепкий, как стена, большой и теплый, как печка. Сильные руки обхватили меня сзади, до боли стиснули плечи. Плача, я прижалась щекой к этим рукам…
* * * Спустя год после нашего знакомства я поняла, что роман с женатым человеком, в который я окунулась с головой, спасаясь от преследующего меня воющего пса одиночества, превратился в мою болезнь. Ослепляющую, опустошающую, выматывающую душу. И подрывающую здоровье — как и все болезни! Вадим был женат, и, несмотря на «километры», разделяющие его и Нину, он ничего не собирался менять в своей жизни. Ради детей — в начале февраля у него родился сын Степка, — ради жены, которая «все равно не заслуживала предательства», ради знакомых и родственников, которым слишком многое пришлось бы объяснять, прими он решение остаться со мной навсегда… К его чести, этого факта — «я не могу ничего изменить, Оленька, и, честно говоря, не хочу», — который ставил крест на дальнейшей перспективе наших отношений, мою любимый никогда не пытался скрыть. |
