Он и Темпусу дал понять, что тот ему понравился, хотя незадолго до этого категорически заявил, что ему ни до кого нет дела и на всех наплевать. Он просто пошел тогда и вырвал Темпуса из кровавых рук этой грязной свиньи живодера Керда. Керд был из тех, кто, не моргнув глазом, резал и полосовал трепещущие человеческие тела. Как тело Темпуса, например, как, впрочем, и любое другое тело.

После всех этих кошмаров в доме Керда Ганс будто переродился и впал в такую депрессию, которая просто не поддается описанию.

Таинственное возвращение Темпуса к жизни, сверхъестественное обновление всего его организма — Ганс с трудом понимал, как смог тот вынести все это, не свихнувшись!.. Бессмертный! Бессмертный — о всемилостивейшие боги, распоряжающиеся людскими судьбами!.. Тритон в человеческом облике, исцеляющийся, выживающий в любых условиях, регенерирующий даже отсеченные части тела, причем без единого шрама!..

И это загадочное, бессмертное и вечно хмурое существо хоть бы раз заикнулось о причитающемся Гансу вознаграждении за свое вызволение из лап живодера или хотя бы, к примеру, пообещало разыскать скрытые в некоем отдаленном месте и глубоко запрятанные, например, в колодце, мешки, набитые деньгами!..

А ведь это стоило того!

Неделями потом Ганс слонялся без дела как неприкаянный.

Ему нечем было заняться. Нет, конечно, что-то он все-таки делал, а именно — беспробудно пил. Деньги у него давно кончились. Он даже вынужден был продать кое-какие личные вещи, лишь бы было чем заплатить за крепкие, не разбавленные водой спиртные напитки, в которых он теперь нуждался и которых раньше избегал.

Но даже при самой крайней нужде он ни за что не расстался бы с тем, что получил в дар от одного умирающего пасынка, бывшего, видимо, простым смертным. То, что висело теперь на стене в жилище Ганса: изумительной работы меч в ножнах из серебра. Ганс не пользовался им, даже не притрагивался к нему.

И был уверен, что этот меч — подарок не того погибшего человека, а бога. Бога-покровителя самого Темпуса. Того, кто говорил тогда с Гансом и вознаградил его — как и обещал — за то, что он выручил из беды его верного слугу.

Сейчас этот меч все еще висел у Ганса на стене, но уже без серебряных ножен. А ножны эти только что ударили его по левой ноге. Обернутые кожей черного цвета, перевязанные, еще раз обернутые и снова перевязанные.

Ганс не был, да и ни за что не согласился бы стать одним из этих шумных и суматошных наемников, которые только и знают, что распугивать людей своим видом. Причина, по которой Ганс хотел научиться владеть мечом, и, более того, владеть им в совершенстве, была совершенно иной. Ганс держал ее в тайне, и тайна эта по своей значимости была соизмерима с самим Санктуарием, и даже более того.

Темпус хотел отблагодарить Ганса, но не деньгами. Этот бессмертный предложил ему стать оруженосцем. (Что же касается коня.., да, конечно, это было престижно… Вот только Гансу всегда было нелегко иметь дело с лошадьми, и он очень надеялся, что ему не придется стать кавалеристом. С другой стороны, имей он коня, он стал бы просто богачом!) Темпус не догадывался, почему Ганс передумал и дал ему знать, что собирается в совершенстве овладеть искусством фехтовальщика. Но это, по всей видимости, понравилось ему. Ганс и не сомневался, что понравится. Точно так же он, вместе со своим внутренним «я», знал и не сомневался, что должен стать лучшим из учеников Нико, с кем тому когда-либо пришлось иметь дело. Сейчас он уже не сомневался в том, что просто непобедим в бою. Гансу не нужно было говорить что-либо дважды, и он не имел обыкновения спотыкаться дважды на одном и том же месте. Он был молодцом и умницей, и Нико сказал ему об этом сам, а Нико говорил от имени Темпуса.

Расставаясь сегодня с Нико, вор, прозванный Шедоуспаном, чему-то таинственно чуть заметно улыбался. То была довольная улыбка человека, которому улыбнулся бог, — довольная, но и загадочная.