Послышался тихий плеск. Изабелла плавала хорошо, без шума, как диверсант. Джон прохаживался ло берегу, поглядывая то на темную стену леса, то на стройную фигурку в воде.

Неужели здесь в ходу такие нравы? Первозданная этика — или это ее собственный стиль поведения? Если так, то она зря удивлялась грязным поползновениям своего несостоявшегося жениха. Впрочем, ответ был очевиден: Изабелла доверяла своему спутнику. Он не знал, чем заслужил ее доверие, но факт был налицо. И от этого становилось как-то не по себе. Джону еще никогда не приходилось испытывать подобного — впервые в жизни он почувствовал ответственность не вообще за людей с их нарушенными правами, а за одного, но вполне конкретного человека. И с чего бы, казалось? Ясное дело, он не собирался бросать девушку на произвол судьбы и был намерен, если в замке все обернется хорошо, замолвить за нее словечко перед графом, но ведь это еще ничего особенного не значит…

Перед сном они загасили костер и закутались в плащи (Джон нашел его среди поклажи Цезаря и назвал коня запасливым малым, хотя разумнее, конечно, было благодарить Длинного Лука), положив под головы седла. Уже полусонная, Изабелла приподнялась на локте и попросила:

— Кстати, сэр Джон, с таким мастерством, как у тебя, бояться нечего, но мне будет спокойнее, если ты не станешь храпеть, как прошлой ночью.

— А я храпел?

— Ну да, я тебя потому и нашла. Я-то остановилась на ночлег за полмили от тебя…

— Это из-за неудобной позы, — заверил Джон, но ответа не последовало, Изабелла уже спала.

Сам Джон еще долго ворочался, выбирая позу поудобнее и обдумывая планы дальнейших действий. Поскольку новой информации у него не было, он пришел к тому же, что и раньше — помянул призрака и пообещал себе: «Даст Бог, вернусь домой — ох и серьезно же я с ним потолкую! Это же просто издевательство с его стороны — даже не намекнуть, что будет дальше».

Теплая июльская ночь прошла спокойно. Проснувшись утром, Джон первым делом почувствовал запахи костра и еды. Изабелла уже возилась у огня, разогревая остатки ужина.

— Доброе утро! — сказал Джон, поднимаясь и завязывая на шее то, что при достаточно развитом воображении еще можно было назвать галстуком — его и пиджак он перед сном снял и аккуратно развесил на ветвях тальника. — Я не храпел?

— Если и храпел, то достаточно тихо, — с улыбкой отозвалась девушка. — Однако ты любишь поспать, сэр Джон, солнце уже встало.

И впрямь, восточный конец озера уже вовсю золотился в лучах утреннего солнца, край которого выглядывал из-за верхушек деревьев. Путники позавтракали и стали собираться в дорогу. Джон оседлал Цезаря и затянул подпруги, ласково разговаривая с ним — вороной гигант слушал не без внимания.

— Неужели он нисколько не скучает по прежнему хозяину? — подивился Джон.

— По Длинному Луку трудно скучать. У него со зверьем разговор короткий — либо плеть, либо кнут. А ты даже не прикрикнул на него ни разу. Он чувствует разницу, поверь мне.

— Ну что ж, Цезарь, дружище, если все дело в этом, так мы, думаю, поладим. — Джон потрепал животину по холке и вскочил в седло. — Поехали!

Конь кивнул, будто соглашаясь, и тронулся вперед. Мохноногий Мышонок трусил рядом.

Путники обогнули озеро и, пропетляв несколько часов между ложбинок и всхолмий, выехали на опушку дремучего леса. До этого Джон смутно представлял себе, как можно отличить один лес от другого и как должна выглядеть граница в этой глуши — теперь же понял, что усомниться здесь невозможно. Ничего подобного он еще в жизни не видал, даже в России. Мощные древесные стволы, иные в два, иные в три обхвата, величественно тянулись к небу; казалось, их царственные кроны раскинулись где-то на уровне облаков.