— Точнее, когда ее величество меня позовет, — возразил Конан.

Заграт демонстративно расхохотался.

— Не смеши меня! Ты можешь объявить о том, что она позвала тебя, и войти к ней, минуя стражу. Тебя никто не остановит, потому что никто не усомнится в правдивости твоих слов.

— Я полагал, — медленно произнес Конан, — что любой из вас может это сделать. Разве здесь есть хотя бы один враг ее величества?

Гуайрэ смотрела на собравшихся возле ее кровати мужчин широко раскрытыми наивными глазами. Ее губы дрожали. Казалось немыслимым, чтобы кто-то хотел ее уничтожить.

И тем не менее это случилось!

Заграт наступал на киммерийца:

— Возможно, тебе не слишком нравится жизнь в нашем маленьком королевстве?

— Я этого не говорил, — невозмутимо отозвался Конан.

— Не говорил! — Голос Заграта гремел, разносясь, кажется, по всему дворцу. — Естественно, ты не стал бы произносить вслух такое святотатство! Но кто знает, какие мысли прячутся в твоей голове? Ты ведь скрытен, киммериец, а недавно поссорился со своим спутником, с бритунцем, который только о том и мечтает, чтобы провести остаток дней своих в прекрасных садах ее величества!

— Возможно, мы поссорились по другой причине, — сказал Конан.

— Я знаю, из-за чего возникла ваша ссора! — резко выкрикнул Заграт.

Гуайрэ как завороженная следила за ним, за размашистыми жестами его рук, за высокомерной манерой вскидывать голову.

— Я рад, что тебе известно так много, — сказал Конан. Спокойствие киммерийца странно контрастировало с обстановкой комнаты, где все говорило о недавней жестокой борьбе и жертвах, с нервным напряжением, которое возрастало после каждого слова Заграта.

— Ты хочешь удрать отсюда, киммериец! — продолжал Заграт. — Вот твое самое заветное желание! Ты притворяешься безумно влюбленным в нашу королеву, ты делаешь вид, будто готов удовлетворить любую ее прихоть, но где же доказательства твоей преданности? Почему ты до сих пор не попросил ее о той милости, которой удостоены мы все? Почему ты все еще сохраняешь свою прежнюю внешность? Для чего ты верен своей глупой человеческой природе? Не для того ли, чтобы не зависеть от нее ни в чем?

Заграт широко развел руками и обернулся к остальным.

— Судите сами, разве этот человек не предатель? Он не такой, как мы, он не хочет быть таким, как мы, он гнушается нас! Его любовь к Гуайрэ — ложь!

— Нет, этого не может быть! — воскликнула Гуайрэ и заплакала. — Конан, скажи им, что это неправда!

— Это неправда, — сказал Конан.

— Я требую судебного поединка! — воскликнул Заграт. — Пусть оружие рассудит нас. Пусть высшая справедливость скажет свое слово.

— Согласен, — проговорил Конан, неприятно улыбаясь. — Мне давно хотелось посмотреть, что у тебя внутри, Заграт. Какая мерзкая жаба сидит в твоей груди вместо сердца!

— Не забывайся, варвар! — в ужасе закричал Заграт. — Ты находишься в присутствии королевы!

Конан покосился на Гуайрэ: та сидела с полуоткрытым ртом и умоляюще смотрела на него. И хоть киммериец и знал, что все это — игра, что Гуайрэ на самом деле демоница, и истинный облик ее совсем другой, все же… все же киммерийцу очень захотелось, чтобы в этой видимости заключалась хотя бы частичка правды.

Неожиданно Гуайрэ встала. По ее нагому телу прошла дрожь, и в тот же миг она преобразилась. Не стало больше испуганной нежной девушки, какой королева выглядела мгновение назад. Теперь это была воительницу облаченная в длинную, с головы до ног, кольчугу.