— Во всяком случае, это разумно. Очень хорошо, Бредон. Поднимись в мою спальню и подготовься к экзекуции. Розги ты найдёшь позади туалетного столика.

— Да, отец. Вы не слишком задержитесь, сэр?

— Я выжду ровно столько, сколько тебе потребуется для осознания и раскаяния. Всё, прочь!

Преступник торопливо скрылся в направлении дома, палач поднялся на ноги и неторопливо с мрачным видом последовал за ним, на ходу закатывая рукава.

— Дорогая! — воскликнула мисс Куирк. Она в ужасе смотрела сквозь очки на Харриет, которая спокойно возвратилась к шитью. — Конечно, конечно же, вы не позволите ему бить эту крошку.

— Позволю? — удивленно переспросила Харриет. — Едва ли это слово сюда подходит, вы не находите?

— Но Харриет, дорогая, он не должен этого делать. Вы не понимаете, насколько это опасно. Он может сломать характер мальчику на всю жизнь. Этих маленьких человечков нужно убеждать, а не ломать их волю своей жестокостью. Когда вы причиняете боль и наносите оскорбление такому ребенку как этот, вы заставляете его почувствовать себя беспомощным и униженным, и всё подавленное негодование впоследствии вспыхнет самыми экстраординарными и отвратительными способами.

— О, я не думаю, что он негодует, — сказала Харриет. — Он обожает своего отца.

— Ну, если этот так, — парировала мисс Куирк, — то это своего рода мазохизм, и его необходимо пресечь — я имею в виду, нужно мягко перенаправить его на что-нибудь другое. Это неестественно. Как может кто-либо испытывать здоровую привязанность к человеку, который тебя бьет?

— Не знаю, но, по-видимому, часто происходит именно так. Мать Питера порой шлепала его домашней туфлей, но они всегда были лучшими друзьями.

— Если бы у меня был свой ребенок, — сказала мисс Куирк, — я бы никогда никому не разрешала поднимать на него руку. Все мои маленькие племянники и племянницы воспитаны согласно современных научным веяниям. Они даже не слышат таких слов как «нельзя». А то смотрите, что происходит. Только потому, что вашему мальчику сказали не брать персики, он их взял. Если бы ему не запретили этого делать, он не был бы непослушным.

— Да, — сказала Харриет. — Я полагаю, что тут вы правы. Он бы всё равно взял персики, но это не было бы непослушанием.

— Именно, — с торжеством воскликнула мисс Куирк. — Вы создаете преступление, а затем наказываете за него бедного ребенка. Кроме того, если бы не запрет, он оставил бы фрукты в покое.

— Вы не знаете Бредона. Он никогда ничего не оставляет в покое.

— Конечно же нет, — согласилась мисс Куирк, — и он никогда не перестанет, пока вы окружаете его запретами. То, что он зарится на чужое, для него просто акт неподчинения.

— Он не часто бывает непослушным, — сказала Харриет, но, конечно, очень трудно отказаться, когда тебя подначивает такой большой мальчик, как Джордж Уоггетт. Я полагаю, что, как обычно, это был Джордж.

— Без сомнения, — заметила мисс Куирк, — все деревенские дети воспитываются в атмосфере придирок и подначивания. Это заразительно. Демократические принципы — это, конечно, всё очень хорошо, но я не считаю разумным подвергать вашего мальчика порче.

— Вы бы запретили ему играть с Джорджем Уоггеттом?

— Я никогда ничего не запрещаю. Я попыталась бы подобрать какого-нибудь более подходящего товарища. Бредону можно предложить заботиться о его маленьком брате; это дало бы полезный выход его энергии и позволило бы ему чувствовать свою значительность.

— О, но он действительно очень хорошо ладит с Роджером, — спокойно произнесла Харриет.