— Ну, мне кажется, такого не может быть, — возразила Аджайи.

— А мне кажется, так оно и будет. Надо было за ним проследить — посмотреть, куда пойдет. Могли бы сократить эту дурацкую цепочку.

Он вопрошающе посмотрел на Аджайи, но та не уступала:

— Это лишнее.

— Наверняка ответ окажется совершенно примитивным.

— Хочешь, заключим пари? — предложила Аджайи.

Квисс собрался было ответить, но передумал. Он только кашлянул и молча провел загрубелым, желто-серым пальцем по резному узору на деревянной столешнице. Не дождавшись его согласия, Аджайи сказала:

— Надо спросить ответ у кого-нибудь из коротышек. Да хоть у этого, когда вернется. Может, подскажет?

— Если ответ правильный, то не придется и разговаривать с этими недомерками. — Квисс в упор посмотрел на старуху. — Это ты придумала такой ответ, помни.

— Помню, — подтвердила Аджайи. — Если он окажется неверным, следующая попытка твоя, но ведь мы с тобою обо всем договорились; да, первый ответ был моим, но так вышло по воле случая. Ты не забыл?

— Это тоже ты придумала. — Квисс избегал встречаться с ней глазами, он водил пальцем по резьбе игрового столика.

— Давай не будем опускаться до взаимных упреков, — сказала Аджайи.

— Ладно. — Квисс широко раскрыл глаза и развел руками; в его голосе вдруг зазвенела почти детская обида. — Да только когда она представится, следующая попытка? Ну, скажи, когда?

— Так уж здесь повелось, — вздохнула Аджайи. — Я не виновата.

— Никто тебя не винит, — бросил Квисс. Такое заверение, похоже, не слишком убедило Аджайи; она села поудобнее и натянула перчатки:

— Вот и ладно.

Им понадобилось почти двести пятьдесят дней по «календарю» Квисса, чтобы узнать, каким образом можно найти выход. Для этого требовалось ответить на один вопрос-загадку. Но прежде их ожидала череда диковинных игр; всякий раз требовалось заново разбираться в правилах и доводить все партии до конца, без плутовства и сговора. После каждой игры им давалась одна и только одна возможность высказать отгадку. Они завершили первую игру и заработали первую попытку. Одномерные шахматы оказались не такими уж мудреными, нужно было только разгадать правила, и теперь их первый ответ уносило с собой, или уже передавало по назначению, или обрабатывало — кто его знает — услужливое существо в красных башмачках.

Поставленный перед ними вопрос был весьма простым, и, как сразу предупредил сенешаль, ему самому сказали, что вопрос скорее эмпирический, нежели чисто теоретический; хотя, добавил он, это маловероятно, ибо даже таинственные и могущественные силы, управляющие Войнами, не властны над подобными абсолютами... Вопрос звучал так: что будет, если на пути неостановимой силы окажется несдвигаемый объект?

Вот так, все просто. Ничего сверхсложного или заумного, именно так. Аджайи поначалу решила, что это шутка, но до сих пор вся мелюзга, обитавшая в замке, все служки, и поварята, и один-два подручных, как-то попавшихся ей на глаза, да и сам сенешаль, и даже насмешливые грачи и вороны, облюбовавшие руины верхних ярусов замка, относились к этому вопросу с полной серьезностью. Он и был той роковой загадкой; найди они правильный ответ, им бы открылся путь из замка, они смогли бы вернуться из этого чистилища к своим обязанностям и званиям в армиях Терапевтических Войн, сполна расплатившись за все ошибки.

У них была и другая возможность — покончить с собой. К этому сводился понимаемый по умолчанию выбор (одна лишь красная ворона не признавала умолчания — она беспечно называла все своими именами через каждые три-четыре встречи), легкий путь к свободе. Прыжок с балкона игрового зала — и долгое падение.