Девушка оглядывала пустыню, как вдруг услышала за спиной движение и почуяла сильный запах заношенной одежды. Она повернулась — на нее нагло уставился Боски Фултон, из воротника рубашки, обведенного черной каймой, торчала грязная шея.

Он схватил ее за руку и притянул к себе, затем отпустил, изумленную и разгневанную.

— Эй, не надо на меня так смотреть! Ты еще рада будешь убеждать отсюда с любым, кто сможет о тебе позаботиться.

— Я сама о себе могу позаботиться.

— Неужели? — Он показал на лестницу. — Иди и готовь жратву. И подумай вот над чем: или ты сменишь гнев на милость или останешься здесь добычей апачей. Я могу тебя спасти, а этот твой Фриц-Барон и себя не сможет защитить.

Ирина спускалась по лестнице, дрожа от гнева. Впервые она испугалась так сильно.

Один за другим появлялись люди, пробиравшиеся в конюшню под прикрытием фургонов и построек.

Разговоров почти не слышалось. Все ели быстро, серьезно и возвращались тем же путем назад. Только Чарлз Даггет был возбужден.

— Кажется, я попал в одного, — сказал он. — Напугал, во всяком случае.

Ирина почти не слышала его. Надо ли рассказать кому-то о Фултоне? Верит ли он сам в свои слова? Или просто запугивает?

Он верил. Внезапно она поняла — он верил. Боски Фултон считал, что им не выстоять.

После того, что сказал Шалако, она понимала серьезность их положения. Но по-настоящему ее испугало другое: настроение Фултона, его петушиная самоуверенность, презрение к участи окружающих. И тут она осознала, что никто ее не защитит. Фон Хальштат — человек несомненной храбрости, как и граф Анри, но она слышала в лагере достаточно разговоров, чтобы понять: что-то готовится. Даже самые сильные мужчины обходили стороной Боски Фултона.

Появился Баффало Харрис. Фон Хальштат и граф Анри еще не ушли на свои посты.

— Над горами Анимас — дым, — сказал Баффало. — Знать бы его значение. Вот Шалако… — Баффало резко оборвал фразу: он сам поразился своей догадке. — Нет, не может быть!

— Что?

— Он должен был уже перевалить на другую сторону пика Стайна, и вот я просто подумал, Шалако знает значение дыма… если он посылает сигнал… нет, чепуха. Но ведь только он владеет языком дымов так же хорошо, как индейцы.

— Вы хотите сказать: он подал сигнал, который уведет индейцев? Но они вернутся.

По лестнице спустился Боски Фултон.

— Как насчет кофе?

Он нагло посмотрел на Ирину, затем с вызовом оглядел фон Хальштата.

— Вы покинули свой пост, — ответил ему холодно барон*. — Вернитесь и дождитесь смены.

— Хочешь, чтобы кто-то сидел наверху — иди сам, — ответил Фултон.

Никогда Ирина не видела такого выражения, какое появилось на лице барона. Вполне возможно, что он впервые столкнулся с неповиновением. Однако в следующее мгновение его лицо исказила гримаса холодной ярости, и он потянулся за винтовкой, стоявшей у двери.

Боски Фултон выхватил револьвер. В наступившей тишине громко щелкнул взведенный курок.

— Если повернешься, убью.

Фон Хальштат замер. До сих пор за ним всегда стояло могущество прусской армии. Сейчас он был один. Ему еще никогда не угрожали, и он задыхался от ярости. В то же время он не мог не понимать, что он на волосок от смерти. Человек за спиной убьет, не раздумывая.

Барон стоял перед выбором. Успеет он поднять ружье, повернуться, взвести курок и выстрелить до того, как в него пустит пулю человек за спиной?

— Опусти револьвер, Фултон, — прозвучал повелительный голос. — Спрячь револьвер и возвращайся на свой пост.