Напружив могучие мышцы ног, Шалако разогнулся, вырвал руку и тут же опустил кулак вниз на врага.

Индеец кинулся на него, острие ножа распороло рубашку Шалако. Шалако сделал ответный выпад, но промахнулся, индеец схватил его руку с ножом и попытался перебросить через плечо. Шалако тут же прыгнул на него и поджал ноги.

Неожиданная тяжесть вывела индейца из равновесия, и он упал лицом вниз с Шалако на плечах. Скользкий от грязи и пота, апач вывернулся из-под Шалако и вскочил на ноги. Шалако поднялся вместе с ним и нанес ему точный удар ножом. Клинок прошел под рукой индейца и вонзился ему в бок по рукоятку, Шалако почувствовал на руке теплую кровь и вытащил нож. Индеец вскрикнул и упал навзничь.

Шалако отошел назад, перевел дыхание и стал тихо успокаивать испуганного жеребца. Он не двигался с места и не спускал глаз с темного пятна на земле. Он слышал хрипы умирающего, но не доверял звукам и ждал.

Очевидно, апач остался без лошади во время неизвестной Шалако стычки и надеялся добыть коня и оружие. Его беспокоило, что здесь оказался индеец. За ним следили? Или апач набрел на него случайно?

Прошло несколько минут, все звуки затихли, тогда Шалако опустился на корточки и зажег спичку, прикрыв ее ладонью. Апач оказался небольшого роста и крепкого сложения, он был мертв.

Первый удар вслепую угодил индейцу в плечо, второй рассек горло, кровь растеклась по всему телу.

Неподалеку лежал сравнительно новый «спрингфилд» — армейская винтовка. На апаче был армейский пояс с подсумком. Приклад винтовки, покрытый резьбой, был в руках солдата еще несколько дней назад, а, может быть, даже часов. За прикладом любовно ухаживал человек, понимающий красоту дерева, о чем не беспокоился ни один апач.

Значит, армия в пустыне и, похоже, недалеко. Если так, то вполне вероятно, Чато во все лопатки мчится к границе, обуреваемый жаждой насилий и убийств, добычи и лошадей.

Шалако развязал жеребца, оседлал его и, вложив лишнее ружье в чехол, проверил заряды своего винчестера 76-го года. Когда он садился на коня, восточная часть неба над Волчьим каньоном, начала светлеть.

В десяти милях на юго-восток, Боски Фултон повернулся на бок и открыл глаза. Он встал, рассеянно стряхнул с одежды иголки и траву, прислушался к предутренним звукам. Пора уходить.

Он был встревожен и обеспокоен. Округа кишела индейцами, и он решил, что лучше всего двигаться к перевалу Стайна. И все-таки на душе было тревожно, и, даже оседлав лошадь, он отправился в путь не сразу.

Впервые ему было что терять. На деньги и драгоценности, которыми он разжился, он мог стать сравнительно богатым человеком, и ему хотелось крупно погулять в Сан-Франциско.

Фултон находился сейчас где-то юго-восточнее пика Анимас, мысль о необходимости пересечь долину Анимас пугала его. По долине шел путь на юг в Сонору и Чихуахуа, и апачи, конечно, должны были выбрать его. Тропа, возле которой он остановился на ночь, вела прямо в долину.

Он долго выжидал, затем вывел лошадь из укрытия и снова застыл в ожидании. Наконец сел в седло и пустил лошадь по узкой тропе.

Боски Фултон почесал под мышкой и осторожно огляделся по сторонам. Для этого ему не надо было вертеть головой, скосив глаза, он смотрел через плечо. Его грызло беспокойство и тревога, он помнил двух возчиков, привязанных вверх ногами к задним колесам своего фургона. Под ними горели небольшие костры: старый апачский обычай.

Боится? Да, черт возьми, боится! Любой человек в здравом уме и памяти будет бояться, проезжая по землям апачей. И он тоже боится, но к бою готов.

Эта девка Карнарвон — он неожиданно вспомнил о ней. Черт возьми, с каким удовольствием он бы…

В Сан-Франциско полно баб, и с его деньгами он выберет себе не хуже.

Он медленно ехал и облизывал сухие губы.

В нескольких милях впереди него апач, известный под именем Татс-а-дас-ай-го, выскользнул из камней и подкрался к разрушенной хижине.