— Вулкан, Вулкан, — свои… — и тот радостно заскулил у калитки.

Вышел отец, растворил могучие объятья, расцеловал сына. Подошел к Амалии, не сразу признал ее, а признав, немало удивился. И сказал с присущей ему прямотой:

— Амалия! Да уж не поженились ли?..

— Да, да, отец, — подталкивал Костя жену в объятия родителя, — я такую птаху решил не выпускать из семьи Ворониных. А что не писал тебе — прости, решил вот так, сюрпризом.

— И верно. Где такую красавицу еще сыщешь? Хватит, пожила со стариком, теперь пусть молодятинки попробует.

И обнял Амалию, и прижал ее крепко, у нее даже кости затрещали. Евгений Владимирович был моложе своего брата Дмитрия лет на пять, еще на пенсию не вышел. Был тучен, но в меру, могуч, как его пес Вулкан, и в станице слыл выпивохой и бабником. Выпивши, любил прихвастнуть своими донжуанскими делами, показывал рукой на простиравшуюся вправо от его дома станицу, говорил: «Тут каждая третья меня узнала». И смеялся громко, грудью: «Ха-ха…»

Вышла из спальни его жена, — четвертая по счету, — Дарья. Она была лет на пятнадцать моложе мужа, невысока, чуть сутуловата и глаз на гостей не поднимала, — стеснялась.

— Дарья! Мечи на стол калачи! — скомандовал Евгений Владимирович. Обнял за плечи сына, повел в кабинет. И уже оттуда крикнул Дарье: — Проведи Амалию наверх! Пусть все комнаты там занимают. — И — к сыну: — Рассказывай, как живете? Как там мой брательник? Давно писем не получаю. Зазнались питерцы!..

Ночью, перед самым рассветом, Костя проснулся с какой-то тайной, неосознанной тревогой, вышел на балкон. Дон курился туманом, едва заметные клубы теплых испарений ворочались над водой, словно живые существа. За Доном темным пятном, и тоже словно живой, дремал лес. «Родная сторонушка», — вдыхал полной грудью ночную прохладу. Он хотя и живет много лет в Питере, но корни его здесь, и здесь же проходили его институтские каникулы и потом многие отпуска. Отец любил Костю, и сын платил ему нежной привязанностью. У Евгения Владимировича был сын от второй жены, — почти ровесник Кости, — вместе они росли, вместе же учились в Воронежской высшей школе милиции. Сергей знает уже, что приехал Костя, — он сейчас на дежурстве в райотделе, а утром примчит на своем черном, как жук, мотоцикле. «Куплю ему машину», — с легким, радостным чувством подумал Костя. Он половину всех денег привез с собой, а остальные рассовал по разным углам в доме и сарае дяди Васи.

Разбудила его тревога сердца, она явилась во сне, как это часто бывает с людьми, которых преследует опасность. «Личное дело! — подумал он. — В милиции, в отделе кадров, лежит его личное дело. Станица Каслинская указана как место рождения. И конечно же, тут его родители, родственники, друзья. Сюда он и поедет! Ясно как день. Глянут в личное дело и — поймут».

Удивлялся, как это он, такой умный, опытный, — он так и думал о себе: умный! — и дал такого маху. Был почти уверен: не сегодня — завтра «Спиноза» явится сюда со своим боевым отрядом.

Заглянул в комнату Амалии. Она спала на роскошной тахте под легким шелковым одеялом. Окно у изголовья распахнуто настежь. И не было мух, комаров, — плотная металлическая сетка заподлицо вставлена в оконную раму. У отца золотые руки, он делал тут все сам, и дом ладил с размахом, и удобства предусмотрены под стать столичным.