— Понятно, — сказал Эл.

— Значит, вы не думаете, что он вернется, — сказал Харман, снова взглянув на часы. — Что ж, я не могу ждать. Скажите ему, что я заезжал. Я позвоню ему по телефону и скажу, как мне жаль, что так вышло. Всего доброго.

Он кивнул Элу и, дружески махнув рукой, снова забрался в свой «Кадиллак», захлопнул дверцу, дал задний ход и через мгновение уже выехал со стоянки и влился в транспортный поток на Сан-Пабло. Вскоре «Кадиллак» пропал из виду.

Через полчаса появился и припарковался «Понтиак» старика. Когда Фергессон вылез из машины, к нему подошел Эл.

— Приезжал твой старый клиент, — сказал он. — Расстроился, узнав, что ты продал мастерскую.

— Кто именно? — спросил Фергессон, отпирая дверь и обеими руками толкая ее вверх. С озабоченным выражением лица он устремился внутрь гаража. — Черт возьми, — сказал он. — Я теперь просто не управляюсь с этой работой, когда приходится вот так отлучаться.

— Харман, — сказал Эл, следуя за ним.

— А, «Кадиллак» пятьдесят восьмого года выпуска. Симпатичный парень с седыми волосами. Около пятидесяти.

— У него цех по производству пластинок или что-то наподобие, — сказал Эл.

Старик включил переноску и потащил длинный резиновый шнур по замасленному полу мастерской к «Студебеккеру», поднятому домкратом.

— Знаешь это кирпичное здание на Двадцать третьей улице, сразу после Бродвея? Там, где размещаются новые автомобильные агентства? Около поворота на Озеро? В общем, он там размещается. Ему принадлежит все здание; все занимает его звукозаписывающая компания. Он делает пластинки. Прессует.

— Да, так он и говорил, — сказал Эл.

Он подождал какое-то время, глядя, как старик ложится на спину на плоскую тележку на роликах; Фергессон умело закатился под «Студебеккер» и возобновил работу.

— Слышь, — сказал старик из-под машины.

Эл наклонился.

— Он делает непристойные пластинки.

При этих словах у Эла по затылку побежали мурашки.

— Этот парень, так хорошо одетый? С такой-то машиной?

Он с трудом мог в это поверить; в его воображении рисовалась совсем другая картина. Тот, кто делает непристойные пластинки… он должен быть приземистым, грязным, неопрятно одетым, возможно, в зеленых очках, с вороватым взглядом, с плохими зубами, грубым голосом, ковыряющий у себя в зубах зубочисткой.

— Не пудри мне мозги, — сказал Эл.

— Это лишь одна из сторон его деятельности, — сказал старик. — Но только между нами, без разглашения.

— Идет, — сказал Эл, заинтересовавшись.

— На них нет названия его фирмы, «Пластинки Тича». На них такая частная маркировка, то есть, я хочу сказать, вообще никакой маркировки.

— Откуда ты знаешь?

— Он приезжал с год назад. Уже несколько лет он приезжает ко мне чинить свою машину. Привез коробку неприличных пластинок: хотел, чтобы я их продавал.

Эл рассмеялся.

— Не пудри мозги.

— Я… — старик в одно мгновение выкатился из-под машины; лежа на спине, он смотрел на Эла. — Я какое-то время держал у себя эту коробку, но без толку. Там было несколько проспектов. — Он с трудом поднялся на ноги. — Кажется, парочка у меня завалялась. Что-то вроде проспектов с непристойными анекдотами, рекламирующих эти пластинки.