Касиги в первый раз улыбнулся по-настоящему.

– Спасибо. Я позвоню сразу же, как у меня будут новости. – Он встал, сделал полупоклон и ушел.

– Думаешь, у него получится, Энди? – с надеждой спросил Скраггер.

– Если как на духу, то не знаю. – Гаваллан махнул официанту, требуя счет.

– Как ты собираешься решать его проблему со временем?

Гаваллан начал было отвечать, но замолчал. Он заметил Петтикина и Паулу за столиком у бассейна, сидящих голова к голове.

– А я-то думал, что Паула сегодня утром собиралась лететь в Тегеран.

– Так оно и было. Может, рейс отменили или она взяла больняшку, – рассеянно произнес Скраггер, опасаясь остаться без неба.

– Что?

– Это австралийское выражение такое. Если на дворе хороший денек и девчонка вдруг хочет днем поплавать, или заняться любовью, или просто повалять дурака, она звонит в свою контору в обеденный перерыв и говорит, что чувствует себя ужасно. Болеет. Больняшка. – Брови Скраггера взлетели на лоб. – Девчонки там у нас иногда бывают очень покладистые. Эта Паула – другое дело. Чарли, считай, готов, спекся.

Гаваллан читал под зонтом удовольствие, написанное на лицах этой парочки, забывшей обо всем на свете. Помимо тревоги за Дюбуа, Эрикки и остальных, он прочел в утренних газетах о внезапном обвале на фондовом рынке Гонконга: «Многие из крупных компаний, во главе со „Струанз“, „Ротвелл-Горнт“, китайской „Паркон“, потеряли за день тридцать процентов и больше своей стоимости; весь рынок обрушился, и прогнозы пока неутешительные. Заявление, опубликованное тайпэном Линбаром Струаном, в котором говорится, что это всего лишь временное, сезонное явление, вызвало резкую критику со стороны правительства и конкурентов компании. Более сенсационно ориентированная пресса изобилует широко распространившимися слухами о торговле акциями на основе конфиденциальной информации внутри Большой четверки и манипуляциях с „короткими“ продажами с целью обрушить цены на акции с их рекордно высокого уровня». Наверное, поэтому и я не могу дозвониться до Иэна. Он улетел в Гонконг? Чертов Линбар! Его баланс за этот год будет весь красным сверху донизу.

С усилием он включил внутренний тормоз. Он видел, как Петтикин протянул руку и накрыл руку Паулы. Она не отняла ее.

– Думаешь, он решится задать главный вопрос?

– Если не решится, значит, он болван.

– Согласен. – Гаваллан вздохнул и поднялся. – Скрэг, я не буду ждать. Подпиши счет, потом подойди к Чарли и скажи, что мне очень жаль, но он должен встретиться со мной в управлении на часок, потом может отдыхать до конца дня. И разыщи потом Руди и Вилли. Я позвоню Жан-Люку, и мы вместе покумекаем, где и как нам раздобыть все, что нужно Касиги, если он нас не подведет. Ничего им не говори пока, просто скажи, что дело срочное и чтобы держали язык за зубами, никому ни полслова. – Он отошел. Громкое «Эй, мистер Гаваллан!» остановило его. Это был американец Вессон, радостно поднявшийся из-за своего столика и протянувший руку.

– Есть время пропустить бокальчик и посидеть со мной недолго?

– О, здравствуйте, мистер Вессон, спасибо, но… э-э… давайте отложим на попозже, если не возражаете? Я немного тороплюсь.

– Черт, конечно, в любое время. – Вессон ухмыльнулся ему, подался вперед, понизив голос до добродушного заговорщицкого шепота, и Гаваллан впервые заметил у него в левом ухе миниатюрный слуховой аппарат.