– Единственный шанс, который у Эрикки есть, это если я вернусь назад, – пробормотала она. – Но я не могу, для этого нужно разрешение майора. Да и в этом случае…

На это уйдет полчаса, не больше, подумал он и опустился на нары, удовлетворенный. После того как вчера вечером ему принесли поесть, полицейские оставили его в покое, уверенные в прочности своей камеры. Сегодня утром ему дали кофе, отвратительный на вкус, и кусок черствого хлеба, потом непонимающе таращились на него, когда он попросил увидеться с майором и с женой. Эрикки не знал ни как будет «майор» по-турецки, ни его имени, но когда он показал себе на плечи, изображая звание, они сообразили, о ком он говорит, но просто пожали плечами, добавили еще что-то по-турецки, чего он не понял, и снова ушли. Сержант больше не появлялся.

Каждый из нас знает, что делать, думал он, и Азадэ, и я, каждому из нас грозит опасность, каждый сделает все, что сможет. Но если до нее дотронутся или причинят ей боль, никакой бог не поможет тому, кто это сделал, пока я жив. Клянусь.

Дверь в конце коридора открылась. Майор зашагал в сторону его камеры.

– Доброе утро, – сказал он, остановившись перед дверью, и его ноздри дрогнули от мерзкой вони.

– Доброе утро, майор. Где моя жена, прошу вас, и когда вы нас отпустите?

– Ваша жена в деревне, в полной безопасности, она отдохнула. Я сам ее навестил. – Майор задумчиво посмотрел на него, заметил грязь на руках, кинул острый взгляд на замок в двери, железные прутья в окне, оглядел пол, потолок. – Ее безопасность и то, как с ней будут обращаться, зависит от вас. Вы понимаете?

– Да-да, я понимаю. И я считаю вас как старшего полицейского офицера здесь ответственным за нее.

Майор рассмеялся.

– Вот и ладно, – сардонически произнес он, потом улыбка исчезла с его лица. – Наверное, будет лучше всего, если мы избежим конфронтации. Если вы нам поможете, вы сегодня останетесь здесь, а завтра под охраной я отправлю вас в Стамбул, – ваш посол сможет встретиться с вами, если захочет, – где вы предстанете перед судом за преступления, в которых вас обвиняют, или будете выданы Ирану.

Эрикки не стал думать о собственных проблемах.

– Я привез сюда свою жену против ее воли. Она не сделала ничего дурного, она должна отправиться домой. Можно будет дать ей сопровождение?

Майор смотрел на него.

– Это зависит от вашей готовности сотрудничать.

– Я попрошу ее вернуться. Буду настаивать, если вы это имеете в виду.

– Ее можно было бы отправить назад, – сказал майор, дразня его. – О да. Но, разумеется, может так случиться, что на пути к границе или даже по выходу из отеля ее снова похитят, на этот раз бандиты, иранские бандиты, очень плохие люди, и будут держать ее у себя в горах месяц или два, чтобы потом вернуть хану за выкуп.

Лицо Эрикки сделалось пепельно-серым.

– Что вы хотите, чтобы я сделал?

– Недалеко отсюда проходит железная дорога. Сегодня ночью вас можно было бы тайком вывезти отсюда и безопасно доставить в Стамбул. Обвинения против вас можно было бы снять. Вам дали бы хорошую работу, вы бы летали, обучали наших пилотов в течение двух лет. В обмен вы согласитесь стать нашим секретным агентом, вы будете снабжать нас сведениями об Азербайджане, особенно об этом советском, которого вы упоминали, о Мзитрюке, сведениями о Хаким-хане, где и как он живет, как можно проникнуть во дворец – все, что может нам понадобиться.

– Что будет с моей женой?

– Она останется в Ване по своей воле, заложницей вашего хорошего поведения… в течение месяца или двух. Потом сможет присоединиться к вам, где бы вы ни были.