- Поди сюда, мальчик, - она поманила меня к себе. - Винсент, говоришь? Мне нравится твое имя, и многим в моем мире понравилось бы твое лицо.

 - В вашем мире? - взволнованно и с недоверием переспросил я. - Но вы говорили, что этот мир вокруг - ваши угодья. Так зачем же идти куда-то еще.

 Опять смех. На этот раз почти беззлобный.

 - Смышленый малыш, но уже не ребенок, чтобы его похищать.

 Кажется, это сказала Роксана. Три голоса сливались для меня в одну мелодию, и я уже не мог различить, кто из них что говорил.

 - Хочешь пойти станцевать с нами на полях? - пригласила Меллисандра. - На пахотных полях твоего отца?

 - Это так весело танцевать под луной, - добавила Роксана. - И топтать посевы.

 - И ломать капканы.

 - И опрокидывать кринки с молоком.

 - И выжигать рожь.

 - И насылать плесень на хлеба.

 - И убивать людей - этих глупых насекомых в нашем мире. В мире, который изначально после падения принадлежал нам.

 Женщины смеялись, а я весь съежился у костра, будто его пламя могло меня от них защитить. Бесполезный карабин лежал рядом, и какое-то существо из леса уже осматривало его, даже трогало, но я то знал, что пули мне не помогут.

 - Ведьмы, - хотелось прошептать мне, но я понимал, что существа, которые стоят передо мной, куда более древние и опасные, чем те, которые занимаются в закрытых хижинах колдовством. Ведьмы лишь пытаются призвать себе на помощь чары, которые пошли от этих существ. А сами эти существа сейчас стоят рядом с моим костром, который вот-вот затухнет, потому что длинные тени от их фигур уже ложатся на пламя и оно шипит, как от контакта с ветром и водой.

 Мне стало холодно, хотя я сидел у огня.

 - Пошли танцевать, - настаивала Меллисандра. Она протягивала ко мне руки, гибкие и цепкие, как сухие ветви кустарника.

 - Пошли, тебе понравится с нами плясать, но за ночь ты стопчешь свои башмаки.

 - И ноги сотрешь до крови.

 - Даже сильнее. До самой кости.

 Новый взрыв смеха сотряс мое сознание. Я пьянел от этих звуков. Они сводили меня с ума. Но даже в таком состоянии разум четко отмечал, что Фамьетта нравится мне больше остальных. Возможно потому, что она здесь самая сильная и самая соблазнительная. Я не мог оторвать взгляда от полушарий ее груди, от шнура в корсаже, который извивался, как живая змея, от тонкого стана, затянутого в корсет, как в стальной лист. Я знал, что она может вырвать мне глаза или сжечь их прямо в глазницах из-за того, что я так беззастенчиво пялюсь на нее, но мне на какой-то миг стало все равно. Я хотел ее, несмотря на то, что она вся будто создана из огня. Она сама огонь. Но я жаждал сгореть в ее объятиях. Мне до боли хотелось обхватить руками тонкий стан, гибкий, как у саламандры и пусть контакт с ее кожей обратит меня самого в золотую глыбу. Мне все равно.

 - Саламандра, - прошептал я одни губами. Этим именем назвать ее было бы правильнее и точнее. И она вдруг улыбнулась мне в ответ. Почти призывно. Я с трудом сглотнул. Сейчас я готов был бы пойти с ней куда угодно, даже если она сама сбросит меня в обрыв.

 Де другие дамы смеялись так, будто хотели заманить меня даже не в разбойничье логово, а в место куда пострашнее.

 - Да, не трусь же, пойдем. Неужели ты не любишь развлекаться, - не отставала Меллисандра. - Светский щеголь в деревне забыл о торжествах. Или твой отец против того, чтобы ты веселился.

 - Что еще можно ждать от сына такого отца, - равнодушно проговорила Фамьетта, но ее равнодушие задело меня сильнее, чем любое презрение. Я будто получил пощечину и никак не мог прийти в себя.

 Карабин под моей рукой выстрелил, потому что крохотное существо все-таки надавило на курок. Пуля задела мои пальцы и расщепила полено, которое я собирался отправить в огонь.