– Знаете, Либби, я… Пару недель меня не будет в городе, – пробормотал Джейк, когда они подъехали к ее дому.

– А-а, понятно. Я тоже давно обещала навестить дядю и тетю – откладывать дальше уже неприлично.

Либби вновь затеребила ручку сумочки. Тонкая позолоченная цепочка, не выдержав такого обращения, порвалась, и Либби пришлось поднимать сумочку с пола.

– Так я понимаю, в ближайшее время у каждого из нас будет дел по горло, – сказал Джейк, и Либби в каком-то оцепенении кивнула.

Все так и должно быть, говорила она себе, входя в дом после холодного, торопливого прощания. Именно так. Ничего не изменилось. Словно изголодавшаяся бездомная собачонка, она, завиляв хвостом, бросилась навстречу человеку, которому нет до нее никакого дела.

Глава третья

Джейк развалился в огромном кожаном кресле, с легким сожалением поглядывая на бутылку скотча. Много воды утекло с тех пор, как он последний раз поддался соблазну. По крайней мере, соблазну выпить.

Да ведь это один черт, Джейк, старина, один черт.

Слабость плоти проявляется по-разному. И на этот раз дьявол притаился не в бутылке. Он явился в обличье женщины с упрямым подбородком, с копной блестящих, белокурых с проседью волос, глазами цвета влажных дубовых листьев, с манящим изгибом бедер и талией, которую он мог бы обхватить ладонями.

Либби Портер. Либби – как там ее звали раньше? Виггинс? Приггинс?

Не все ли равно. По крайней мере, один раз она была замужем. Значит, сейчас она вдова, или разведена, или просто живет отдельно от мужа. Хотя Джейк почти ничего о ней не знал, в одном он не сомневался – она не из тех, кто бегает на свидания потихоньку от мужа. Таких женщин хватает. Таких больше чем достаточно. Но Либби Портер не из них.

Так что же… неужели он действительно хочет ее так сильно, что готов пуститься во все тяжкие?

Примерно год спустя после Джонни – после Кэсси – Джейк ввязался в крупную потасовку. В результате на следующее утро он проснулся в тюрьме крошечного городка на юго-востоке Вирджинии; оба его глаза заплыли, нос был разбит, а правая рука так распухла, что напоминала увесистый окорок; тогда-то ему и пришлось осознать, что он катится в пропасть.

Муз Кэперхарт учился с ним в одной школе, но на класс младше. Неизменный участник всех школьных футбольных чемпионатов, Муз, в конце концов, попал в какую-то историю с наркотиками, и его выкинули из школы. Пятнадцать лет спустя Муз, ныне помощник шерифа, узнал своего школьного приятеля в избитом, окровавленном дебошире, который оказался в его чистенькой, чуть ли не с кружевными занавесочками в камере.

– Ну, парень, идиот же ты! Поискать надо таких идиотов. Я всегда считал, что вместо головы у тебя задница, иначе, зачем бы ты шлялся по этим чертовым загородным клубам? Ну да ладно, хватит об этом! Что тебе оставалось, если твой старик был набит деньгами, – я-то ведь тоже ничего не мог поделать, когда мой папаша каждую получку приходил на четвереньках. Хотя в том-то и разница!

– Привет, Муз, рад встретить тебя, дружище. Скажи-ка, а, сколько стоит в твоем заведении выпивка?

К счастью Джейка, Муз не прикончил его на месте. Он придумал кое-что похуже. По просьбе Муза его жена – грубоватая, деревенского вида женщина – принесла Джейку завтрак: сосиски, ветчину, яйца, блинчики и кофе. От одного запаха еды Джейка чуть не вырвало. Когда он осушил чашку черного кофе, а все остальное прикрыл салфеткой, Муз принялся морализировать. Об ответственности перед обществом. О религии. О необходимости подавать достойный пример тем, кому меньше повезло в жизни.