|
Либо это, либо «гондон», Тедди не был уверен. К собственному удивлению, он поймал себя на том, что ему, в общем, наплевать, что о нем думает тренер, хотя, возможно, это ему было и не совсем безразлично, поскольку в то же лето, сразу перед тем, как Тедди отправился в Минерву, тренер, не выключив мотор газонокосилки, попытался высвободить ветку, застрявшую между ножом и рамой, и умудрился отхватить себе верхний сустав того пальца, что он именовал «кискин щекотун». Услыхав об этом, Тедди невольно улыбнулся, хотя стало ему при этом и стыдно. Сочинение на вступительных экзаменах он написал о Мёртоне и сомневался, что монах получил бы удовольствие от страданий другого человека, — ровно так же, как тот бы не стал долгими ночами, подобно Тедди совсем недавно, воображать хорошенькую унитарную священницу без облачения. Вместе с тем Мёртон не был знаком с обсуждаемой персоной, а до своего обращения, судя по всему, был довольно-таки гульлив. Кроме того, думал Тедди, нет причин предполагать, будто у Бога нет чувства юмора. В дела людские Он не вмешивается, говорили Тедди, и не вынуждает людей поступать так или иначе, но в том, что касалось самого Тедди, тот факт, что тренер потерял кончик своего «кискина щекотуна», не мог Его не развеселить.
Мики Джирарди происходил из невежественного рабочего района Уэст-Хейвена, Коннектикут, знаменитого своими качками, «харли» и праздниками нацменов на весь квартал. Родители его были из ирландцев и итальянцев, старик — строительный рабочий, мать — секретарша в страховом агентстве, и оба глубоко привержены ассимиляции. Флаг они вывешивали далеко не только на Четвертое. Ветеран Второй мировой, отец мог бы воспользоваться преимуществами «солдатского билля», но знал парня, который мог бы его устроить в профсоюз водопроводчиков, а это, прикинул он, гораздо лучше. Мики был самым младшим из восьмерых детей, остальные семь все девчонки, избаловали они его до крайности, во многих отношениях: и одежду особо покупали, и комната у него была своя с малых лет. Ладно, размером с чулан — но что с того? Семейный дом у них был большой, без этого никак, но жили они скромно всего в трех кварталах от пляжа — летом это здорово, когда от воды дует прохладный ветерок. А вот если ветер меняется, возникает ощущение, будто живешь под ближайшей автотрассой, такой громкий шум от транспорта. Воскресные ужины — дома, никаких отговорок. Спагетти с колбасой и тефтелями, свиная лопатка, тушенная в томатном соусе. Рецепт матери Майкла-старшего, неохотно переданный ирландской невестке, но один-два ключевых ингредиента утаены — для контраста. Сперва семья, потом Америка — а нынче, может, и наоборот, раз уж столько неопрятных волосатиков размахивают своим дебильным символом мира; все остальное же — на далеком третьем месте. Для Мики же на первое место встала музыка. На своей первой в жизни работе он подметал музыкальный магазин в торговом центре, увидел в витрине «Фендер-Стратокастер» и влюбился. После гитары возник усилок. В тринадцать уже играл в группе. К шестнадцати украдкой проникал в сомнительные бары Нью-Хейвена и отирался там с парнями постарше, чьи подружки не носили лифчиков и, похоже, с удовольствием раскрывали этот секрет, нагибаясь перед самым носом у Мики, который позднее в шутку говорил Линкольну и Тедди, что весь 1965-й провел со стояком. — Узню́ю, что ты с этими парнями принимаешь наркотики, — предупредил отец, — и ты станешь первым пацаном в Америке, кого забьют до смерти гитарой «Фенсон». — «Фендер», — поправил его Мики. — Тащи ее сюда, умник. Прямо сейчас все и сделаем. Чего тянуть. Меньше всего на свете Мики хотелось поступать в колледж. В школе он вечно барахтался между «посредственно» и «паршиво», но все его сестры либо поступили, либо собирались, и этого хотелось матери. |
