Ее любимый Дом был уже оседлан. Красивый, стройный конь гордо гарцевал на вымощенном булыжником конюшенном дворе, высоко задирая голову и принюхиваясь к свежему запаху утреннего ветерка. Из его ноздрей валил пар. И вообще он был готов с места пуститься в галоп. Девушка ступила одной ногой на подставленную ладонь конюха и, перекинув другую через спину коня, уселась в седло.
Даниэль рысью спустилась по посыпанной гравием дорожке, пролегавшей меж аккуратно подстриженных лужаек. Позади остался огромный замок. Высокий, со множеством окон, таинственный и мрачный, он казался символом незыблемости образа жизни хозяев…
Даниэль скакала уже около часа, когда до ее слуха донесся громкий собачий лай. Видимо, где-то неподалеку проходила охота. Девушка пришпорила коня, пустив его в галоп. Быстрая езда в это морозное утро доставляла ей неописуемое наслаждение. Кроме того, Даниэль рассудила, что ее появление на месте охоты, явно организованной дядьями, не вызовет с их стороны неудовольствия. Ибо все установленные строгие правила верховой езды по территории, на которой велась охота, племянница соблюдала безукоризненно.
Скоро Даниэль выехала из леса на широкую поляну и… Нет, ее поразило не то, что свора собак и егеря дяди Арманда осадили маленький кирпичный домик. Своеволие дядьев уже давно перестало удивлять девушку. И даже когда хозяина какого-нибудь дома хотели в угоду господам уморить голодом, это тоже не было чем-то из ряда вон выходящим. Такое нередко случалось и раньше. Но то, что Даниэль увидела сейчас, заставило девушку содрогнуться от ужаса и омерзения.
Среди толпы егерей, в окружении собачьей своры стоял старый, совершенно голый человек. Несколько охотников держали его за руки, другие, стянув старику запястья толстой веревкой, пытались привязать его к низко склонившейся ветви росшего рядом дуба. Старая женщина, стоя на коленях, о чем-то умоляла дядю Арманда. Тот коротким ударом тяжелого сапога свалил ее на землю.
Судя по сузившимся глазам Арманда, багровому от напряжения лицу и вырывавшемуся сквозь сжатые тонкие губы звериному рычанию, дядя был вне себя от бешенства. Он казался олицетворением неукротимой потомственной жестокости всего рода Сан-Варенн. А что в подобных случаях нужно держаться подальше от своих ближайших родственников, Даниэль прекрасно усвоила с детства.
Неожиданно над головой пленника взвился бич. На его голой спине тут же выступила кровавая полоса. Не думая о возможных последствиях, Даниэль спрыгнула с коня и бросилась к окружавшей несчастного старика толпе.
— Прекратите сейчас же! — закричала она. — Пожалуйста, дядя, остановите это бесчинство! Вы же убьете его! Прошу вас!
И Даниэль впилась ногтями в руку Арманда. Над ней склонилось страшное, искаженное яростью лицо дяди.
— Какого черта?! — заорал он на племянницу. — Что ты тут делаешь, щенячье отродье? И почему суешься не в свои дела?! Убирайся домой! Или хочешь увидеть все до конца?
Арманд схватил Даниэль за руку и стиснул с такой силой, что девушка закричала от боли. Еще раз взглянув в горящие звериной злобой глаза дяди, она прочла в них страшную решимость заставить ее, еще ребенка, стать свидетельницей варварского убийства беззащитного старого человека. А в том, что сейчас здесь произойдет убийство, сомневаться не приходилось: старик был слишком слаб и беспомощен, чтобы пережить новые издевательства, уготованные ему.
Поняв свое бессилие, Даниэль вырвалась из рук дяди и бросилась назад к своему коню. Она заливалась слезами и, закрыв глаза и уши, старалась не видеть происходившее под дубом, не слышать несущихся ей вслед звуков бича и страшных криков жертвы…
Остаток дня девушка как безумная носилась верхом по полям и прилегавшей роще. И только когда Дом совсем выдохся, а сама Даниэль уже была готова без сил свалиться наземь, она вернулась в замок.
Даниэль знала, какими жестокими бывают порой ее родственники, какими беспощадными к совершенно беззащитным в глазах закона крестьянам. |