Бель-ка-Тразет хранил молчание.

— Вдруг охотник прав, а мы ошибаемся? Тогда наше бездействие окажется величайшим святотатством. Поэтому нам остается только одно: мы должны выяснить наверное, истинна ли новость, сообщенная нам. И если мы лишимся жизни, значит такова божья воля. В конце концов, на свете много других баронов, а тугинда бессмертна.

— Вы говорите так спокойно, сайет, будто рассуждаете об урожае тендриона или предстоящих дождях, — сказал барон. — Но помилуйте, возможно ли поверить…

— Долгие годы, барон, вы жили в трудах: сегодня укрепляя «мертвый пояс», завтра собирая налоги. А я… я тоже жила в трудах: пророчествуя о Шардике и отправляя ритуалы Ступеней. Много раз я воображала, как мне сообщают о пришествии владыки Шардика, и обдумывала, что делать в таком случае. Вот почему я говорю вам сейчас: «Возможно, охотник прав» — и сохраняю полное спокойствие.

Барон потряс головой и пожал плечами, явно не желая вступать в спор.

— Хорошо, и что же нам делать?

— Лечь спать, — неожиданно ответила тугинда. — Девушки вас проводят.

— А завтра?

— Завтра мы поднимемся вверх по реке.

Она открыла дверь и один раз ударила в бронзовый гонг. Потом подошла к Кельдереку и положила руку ему на плечо:

— Благой ночи — и давай надеяться, что это будет поистине Благая ночь, о какой молятся дети.

9. Рассказ тугинды

Узкий пролив между замкнутой бухтой и Тельтеарной изгибался так круто, что челн еле-еле впишется в поворот. Скалистые утесы по сторонам пролива, заходящие один за другой, загораживали природную гавань подобием стены.

Вытянутая бухта с мощеными берегами заканчивалась среди разноцветных кувшинок в устье ручья около Теретского камня. Стоя рядом с Мелатисой в ожидании, когда служанки нагрузят челны, Кельдерек смотрел поверх пешеходного мостика на Ступени — очертаниями лестница походила на гигантский наконечник стрелы, лежащий острием вниз на лесистом склоне горы. Ручей по ней больше не стекал: верно, за ночь вернулся в свое обычное русло. Высоко наверху охотник различал фигуры девушек, которые склонялись над своими корзинами и мотыгами, выпалывая сорняки между камнями.

Когда погрузка только началась, солнечные лучи еще не достигли северного берега острова, но сейчас солнце взошло над Ступенями, и пронизанная светом вода залива из свинцово-серой и словно бы недвижной сделалась прозрачно-зеленой и текучей. На мощеной земле лежали резкие тени от каменных домиков, стоявших там и сям по берегам бухты — в окружении деревьев или на открытых цветочных лужайках.

Видать, построены они давным-давно, подумал Кельдерек. На Ортельге ни одного такого нет. Да и все здесь, понятное дело, создано руками людей, живших в далеком прошлом. Что же за люди то были — великие строители, соорудившие Ступени?

Моргнув, он отвернулся от солнца и стал наблюдать за серьезными, молчаливыми девушками, нагружавшими челны. На Ортельге женщины чесали бы языками да перекидывались шутками-прибаутками, чтоб работа шла веселее. А эти двигаются неторопливо, размеренно и лишь при необходимости обмениваются одним-двумя словами. Не иначе, молчание предписано здешним обычаем и законом, решил Кельдерек. Ох, поскорее бы убраться с этого сумрачного чародейного острова, полного тайн и загадок, смущающих ум! Но потом он вспомнил, куда они собираются, и у него опять свело живот от страха.