В рассуждении же их языка я счастлив доложить, что уже делаю в нем известные успехи. На самом деле за Варином в обиходе два языка: один — бекланский — распространен на севере, а на другом — йельдашейском — говорят главным образом на юге. Они во многом похожи, но я сосредоточился на изучении бекланского и уже могу худо-бедно на нем изъясняться. Письменностью они почти не пользуются, и мой наставник-солдат смотрит на меня с разинутым от изумления ртом, когда я бегло записываю все, что он говорит. А говорит он, в частности, что прошло всего три года с окончания гражданской войны, вроде бы вызванной вторжением в Беклу какого-то чужеземного племени, возродившего рабство (признаюсь, я не вполне понял). Но сейчас там восстановлен мир и отношения между севером и югом наладились, исход нашей дипломатической миссии представляется весьма успешным.

Сегодня мы, если я не заблуждаюсь, переправимся через Варин в город, откуда двинемся к Бекле. Разумеется, я буду исправно оповещать Ваше Величество обо всех дальнейших событиях…»

Сиристроу, сын Балко, сына Мерето Двухозерного, главный советник его величества Луина, наследного короля Закалона, пробежал глазами незаконченное письмо, отдал его слуге с приказом положить в суму с прочими бумагами, и вышел из палатки, рядом с которой на поросшем кустарником клочке пустыни паслись на привязи лошади. Одному богу ведомо, когда и каким образом послание будет доставлено по назначению. Однако он представит себя в выгодном свете, если будет постоянно вести записи, таким образом показывая, что денно и нощно думает о короле и его интересах. Сиристроу позволил себе обмолвиться о мерзкой питьевой воде, но ничего не сказал о своем расстроенном желудке и поносе, грозящем перейти в дизентерию. Сдержанное упоминание о тяготах путешествия более красноречиво, чем излишние подробности. Он не станет докладывать о кровавых мозолях на ногах, а тем паче о своем нервном напряжении, неуклонно возрастающем по мере удаления от Закалона и приближения к незнакомой стране, лежащей по другую сторону реки. Зная о чаяниях самого короля, он благоразумно выразил уверенность в хороших перспективах торговли. На самом деле теперь они казались вполне реальными, но даже если ничего не получится, никто не обвинит его в том, что он поначалу надеялся на лучшее. В глубине души, однако, Сиристроу сожалел, что король назначил его возглавлять этот поход. Он не был человеком действия. Ошарашенный решением Луина и пытаясь выдать свою тревогу за скромное смущение, главный советник спросил, чем объясняется такой выбор.

— О, здесь нам нужен человек беспристрастный и рассудительный, — ответил король, подхватывая его под локоть и ведя по длинной галерее, откуда открывался вид на прекрасную Пчелиную террасу. — Меньше всего мне хочется послать какого-нибудь задиристого вояку или алчного молодого авантюриста, который только огорчит чужеземцев, пытаясь прибрать к рукам все, что только можно. Так у нас с самого начала отношения не заладятся. Я хочу послать человека образованного и некорыстолюбивого, который сумеет беспристрастно оценить положение вещей и вернуться с правдивым докладом. Сделайте это, и я в долгу не останусь. Кто бы ни были эти люди, дело нужно повести так, чтобы они нам доверяли и уважали нас. Видит Кот, они проделали немалый путь, чтобы найти нас! Я не хочу, чтобы к ним относились потребительски.

И так, под жужжание пчел в золотом улье, Сиристроу принял назначение на должность посла.