II

Второй враг Запада – «славянский мистицизм», панславизм и большевизм как его новейшая форма. Этой теме Массис посвятил книгу «Открытие России» (1944), где, воспроизведя бо́льшую часть соответствующей главы из «Защиты Запада», признал масштаб и успех индустриализации (правда, ориентированной только на войну) и боевую мощь Красной армии, оценил массовую поддержку сталинского режима в годы войны как подъем патриотического сознания и снова указал на «реальность угрозы, которую большевистская Россия несет миру и цивилизации в целом». О Германии в книге, изданной в оккупированной Франции, автор благоразумно промолчал.

Для Массиса, опиравшегося на Чаадаева и его последователей, «азиатский» и «антизападный» характер русской цивилизации, ее исконная оторванность от Европы – аксиома, как и для его соратников по «Action française». «Россия – не Европа. Россия – Азия, – повторял Бенвиль. – <…> Надо считаться с существованием на Востоке Европы мира, отличного от нашего, чуждого и враждебного нам», «варварского в исконном смысле слова» (JBJ, II, 58, 87). В доказательство Массис, повторяя маркиза де Кюстина, ссылался на монгольское иго: «Россия лишь пять столетий назад пережила нашествие варваров, а старая Европа прошла через это испытание более четырнадцати веков назад» (MDO, 84–85). Как будто турки не осаждали Вену в 1683 г., всего за два века до рождения Массиса.

Второй аргумент – православие как отпадение от Вселенской церкви и использование церковнославянского языка, отрезавшее Россию от латинской Европы. Последнее пересекается с мнением неизвестного Массису Густава Шпета (испытавшего влияние Чаадаева), который в начале 1920-х годов писал: «Варварский Запад принял христианство на языке античном и сохранил его надолго. С самого начала его истории, благодаря знанию латинского языка, по крайней мере в более образованных слоях духовенства и знати, античная культура была открытою книгою для западного человека. <…> Совсем не то было у нас. Нас крестили по-гречески, но язык нам дали болгарский. Что мог принести с собой язык народа, лишенного культурных традиций, литературы, истории? <…> Русская художественная литература героически боролась с кирилло-мефодиевским наследием в языке, и когда воссиял Пушкин, болгарский туман рассеялся навсегда».

Вейдле, скорее всего читавший Шпета, отметил: «Если вся европейская культура построена на христианстве и классической древности, то и христианство, и классическая древность на ее западе не те, что на востоке. Запад вскормлен Римом и той Грецией, что прошла сквозь Рим; Восток непосредственно питается греческим наследством и тем, что от Рима перешло в духовное хозяйство Византийской империи». Правоверному католику Массису Греция близка лишь постольку, поскольку она «прошла сквозь Рим». В этом он отличался от Морраса, предпочитавшего эллинизм «иудеохристианству».

Третий аргумент в пользу антиевропейского, азиатского характера русской цивилизации Массис заимствовал у популярного во Франции Григория Вырубова, западника и позитивиста: «В России есть церкви, но никогда не было религии, кроме примитивного политеизма. Церковь понемногу изживала язычество, но ничего не давала взамен. <…> Россия никогда не была ни по-настоящему христианской, ни по-настоящему православной» (MDO, 91). Впрочем, кюре Аппер, читавший лекции в Институте «Action française», а до того много лет служивший в сельской церкви, говорил: «Французы – хорошие католики и плохие христиане» (DVA, 97).