Тогда жители города решили его испытать, и отвели к одному из врачей, известному своими знаниями, и врач расспросил царевича, и видит: тот усвоил многое, и обладает приятными манерами, и хорош собой. И в сердце того врача поселилась любовь к царевичу, и он похвалил Салах-эд-Дина, а тот отвечал ему стихами:

Но никто не понял, что означают эти слова в устах царевича.

И он жил в доме врача, и взял себе другое имя, и совершенствовал свои знания, и врач брал его с собой, даже когда посещал бедуинских шейхов, живущих в далеких становищах, и царевич достиг двадцати лет, и он сделался известен в городе. А аз-Завахи, обещавшая, что она придет ему на помощь, так и не появилась, и царевич понял, что обстоятельства ее плачевны. И он решил достичь в этом городе богатства, чтобы вернуться в свое царство, и известить о себе своего отца, царя Садр-эд-Дина, и занять свое прежнее положение. А поскольку он понимал, что на пути у него встанет мудрец Барзах, который побоится разоблачения, то стал искать сближения с людьми знатными, обладателями власти, чтобы заручиться их помощью.

А вскоре врач, его воспитатель, занемог, и Салах-эд-Дин призвал всех врачей того города, и они убедились, что дни жизни старого врача сочтены. И он умер, и его похоронили и оплакали, и роздали нищим милостыню.

И до царя, правившего в том городе, дошло, что старый врач, не раз лечивший его, умер и оставил ученика, способностями и дарованиями которого восхищаются все жители. И он призвал Салах-эд-Дина, и предложил ему стать придворным врачом и поселиться во дворце.

Салах-эд-Дин же пошел к другим врачам за советом, соглашаться ли ему или предоставить эту должность более опытному из них. И они сказали, что во дворце, где полно женщин с их кознями и хитростями, ждет великое количество неприятностей того, чья борода еще не поседела, и что имеющий вход в женские покои подвержен всяческим подозрением, от коих могут избавить только преклонные годы.

– Это – все, чем опасно для меня звание придворного врача, о почтенные? – спросил Салах-эд-Дин.

И оказалось, что других возражений против предложения царя ни у кого нет. Тогда Салах-эд-Дин подумал, и решился, и сказал себе:

– О раб Аллаха, нет у тебя иного пути в свое отечество и к своим близким, чем звание придворного врача!

И он пришел к царю, и поцеловал землю между его рук, и выразил согласие служить ему, и перебрался во дворец, и прожил там несколько лет, врачуя царя и его приближенных, заводя знакомства среди знати и собирая деньги для возвращения домой. И царь настолько доверился ему, что, несмотря на его молодость, он имел доступ в женские покои, и женщины царя беседовали с ним из-за занавески, и протягивали ему руки, а он по цвету ногтей и виду пальцев определял болезнь и назначал лечение.

А у того царя было двое сыновей: один, старший, от черной женщины, его любимицы, и другой, младший, от жены царя. И все гадали, кому царь, а он был уже в преклонных годах, оставит престол и свое царство, ибо старший уже показал себя отважным воином, и это был муж войны, несравненный по храбрости и незаменимый по доблести, яростный лев на поле брани и могучий поток на ристалище щедрости. И о нем говорили, что перед молнией его меча луна укрывается за тучами. А младший был еще ребенком и жил в хариме вместе со своей матерью, благороднорожденной супругой царя по имени Хайят-ан-Нуфус, и она была мягкого нрава, воистину услада для души царя. Любимица же царя, по имени Кадыб-аль-Бан, была строптивого нрава.

И в один из дней Салах-эд-Дина призвали к жене царя, и евнухи приведи его, и она встретила его стонами и жалобами. И Салах-эд-Дин попросил, чтобы она протянула к нему из-за занавески руку, и царица исполнила это, но рука ее выглядела, как рука здорового человека, и цвет ногтей не изменился. А царица между тем взывала к Аллаху и жаловалась на боль в животе, и кричала, что утроба ее не принимает больше пищи.