Каждый из ребят с гордостью складывал свою добычу к ногам хозяина и отходил от него, очень довольный хозяйской похвалой.

Наконец последний мальчуган принес и бросил на колени дяди Иванки огромный кочан капусты, стащенный им на огороде.

Теперь наступила очередь Гальки, и глаза всех направились па нее.

Глава V

— Ну, а ты, белоручка, что принесла? — неожиданно загремел над испуганной девочкой грозный хозяйский окрик.

Галька, едва держась на ногах, дрожа всем телом, выступила вперед.

— Я… я… я… — начала было девочка.

— Опять ничего? Это в который же раз ты ничего не приносишь! — топнув ногою, крикнул дядя Иванка, и глаза его под нахмуренными бровями загорелись злобным огнем.

Молчание Гальки, ее испуганный вид и бледное, как снег, лицо не разжалобили свирепого сердца цыгана, а, казалось, напротив, еще более того распалили в нем злобу и гнев.

Он строго посмотрел на девочку, ударил себя рукой по колену и сказал:

— Ну, довольно, моя милушка! Нынче же снимется и отойдет отсюда табор, а тебя мы покинем в лесу. Хочешь — умирай голодной смертью, хочешь — ищи себе новых благодетелей, а нам такая дармоедка, как ты, не нужна.

Услышав эти слова, бедная девочка задрожала всей телом.

Как ни тяжела была ее жизнь впроголодь и в грязи у цыган, но все же у нее был хоть угол в телеге и кусок хлеба с остатками похлебки.

А самое главное — здесь был Орля, ее милый братик и заступник, которого одинокая Галька любила всеми силами своей детской души. Без Орли вся жизнь для Гальки казалась бессмысленной и ненужной.

И вот она принуждена покинуть Орлю и остаться одна-одинешенька в этом глухом, жутком лесу…

Девочка закрыла обеими ручонками побледневшее личико и тихо, жалобно застонала.

— Дядя Иванка! — звонко выкрикнул детский голос, и Орля с быстротою стрелы вылетел из толпы, расталкивая ребятишек и взрослых.

— Дядя Иванка! Слышишь! Исхлещи меня кнутом до полусмерти, а Гальку оставь! Оставь, молю тебя об этом! — вне себя, захлебываясь и волнуясь, выкрикнул мальчик и повалился в ноги хозяину, обвивая руками его колени.

— Пошел вон! Еще что выдумал! Просить за дармоедку!.. Сказано, выброшу ее из табора — и делу ко…

Дядя Иванка осекся, смолк внезапно, оборвав на полуслове свою фразу, и замер на месте…

Замерли и все остальные, взрослые и дети, замер весь табор.

Прямо на них, по дороге, скакали пять всадников… Один взрослый, тоненький студент в белом кителе, и четыре мальчика-гимназиста — все на обыкновенных сытых и быстрых господских лошадях, а один, передний всадник, крошечный по росту мальчуган, белокурый и хорошенький, на статном чистокровном арабском коне.

При виде этого коня дух замер у всего населения табора.

Такого красавца копя еще не встречали на своем пути ни дядя Иванка, ни все остальные цыгане за всю их жизнь.

Рыжая шерсть лошади червонным золотом отливала в лучах утреннего солнца. Пышной волной струились пушистая грива и хвост. Стройная лебединая шея гордо выгибала прекрасную голову с парою горячих, как уголья, глаз и розовыми трепетными ноздрями.

— Смотрите, господа, цыгане! Целый табор! Как это их не видно из усадьбы от нас! — серебристым голоском крикнул передний маленький всадник и круто осадил красавца коня. Осадили своих лошадей и другие.

Цыгане поспешили навстречу вновь прибывшим.

Старая цыганка Земфира, помахивая своими седыми лохмами, подошла к старшему из всадников, черненькому студенту.

— Барин-красавец, хороший, пригожий, — затянула она гортанным неприятным голосом, протягивая смуглую морщинистую руку, — дай ручку, посеребри ладошку, алмазный барин, брильянтовый, яхонтовый!.