Его Орля узнал сразу по стройному телу, по тонким породистым ногам и лебединой шее.
В то время, пока мальчик, нащупывая темноту глазами, измерял пространство между ним и конем, луна взошла на небе и осветила лесную лужайку.
— Ахилл! — чуть не вырвалось из груди Орли радостным звуком, и он пополз вперед, туда, к погасшему костру, стараясь как можно менее производить шума. Он был уже в десяти шагах от лошади, как глухое рычание послышалось за его плечами.
— Это Шарик таборный. Эх, беда. Не узнает — загрызет насмерть, — цепенея от ужаса, мысленно выговорил Орля.
Что-то лохматое, огромное с диким рычанием ринулось на него и в ту же минуту дрыгнуло с радостным ликующим визгом.
— Шарик! Шарик! Это я — Орля! Не узнал, дурак! Громкий радостный лай собаки был ему ответом.
В один миг Шарик облизал лицо, руки, голову Орле и с тихим визгом затормошил его.
Лай, возня и визг собаки не прошли даром.
Беспокойно заворочались цыгане у костров.
— Никак кто-то прячется в кустах, — произнес дядя Иванка и первый тяжело поднялся со своего места.
— К лошадям подбирается! — крикнул Яшка и тоже вскочил на ноги, держа наперевес ружье.
— Воры! Грабители! Табор, поднимайся! — загремел в тот же миг голос дяди Иванки, и он кинулся в кусты.
Орля понял одно: медлить больше нельзя! Быстрым движением вскочил он на ноги и, оттолкнув изо всей силы радостно кидавшуюся на него собаку, бросился бешеными прыжками к привязанному у дерева Ахиллу. Трепещущими руками рванул он повод, еще раз и еще. Но крепкий ремень не поддался усилию детских ручонок. Тогда, вспомнив, что в кармане его имеется перочинный нож, он выхватил его с лихорадочной поспешностью и перерезал поводья. Еще минута… и он на коне, на его лоснящейся спине, казавшейся серебряной при обманчивом свете месяца.
— Гип! Гип! Вперед, Ахилл! Живее! Вперед!
Глава XVIII
Сильными ногами Орля ударил Ахилла, обвил вокруг кисти руки поводья коня и рванул его на лесную тропинку в ту именно минуту, когда перед ним выросли темные силуэты цыган.
— Это он, разбойник, предатель — Орля! Изменник! Это он! Я узнал его! — неистово заорал длинный Яшка и в один прыжок очутился на спине другого таборного коня.
— Мазурик! Негодяй! Бездельник! Украл-таки! Украл! Тысячную лошадь из-под носа увел негодный! — с пеной у рта, с безумно вытаращенными от бессильной злобы глазами кричал дядя Иванка, вскакивая на другую лошадь.
— Скачи за ним. Яшка! Лови его, Михалка, Денис! Все ловите! Озолочу! Поймаете — награды не пожалею! Вернете мне лошадь! Озолочу!
Крики дяди Иванки подняли весь табор. Со всех сторон бежали женщины, дети, испуганные, разбуженные среди ночи…
— Что? Что такое? — вопили они.
— Бесенок Орля появился, как из ада, и тысячного коня увел! — кратко поясняли им.
— В погоню! В погоню!
Эта погоня не замедлила собраться в одну минуту. Среди таборных кляч была одна хорошая быстроногая лошадь, и дядя Иванка, овладев ею, мчался теперь следом за ускакавшим Орлей, держа наготове выхваченное им из рук Яшки, мимоходом, ружье.
— Стой, бесенок! — насмерть хлеща своего коня плеткой, кричал он, задыхаясь от злобы, вслед летевшему с быстротой урагана мальчику. — Стрелять буду! Стой!
Но Орля в ответ только понукал Ахилла. Вдруг что-то щелкнуло за его плечами, и в тот же миг острая жгучая боль обожгла шею мальчика…
Он тихо вскрикнул и схватился за шею рукою. Липкая, теплая красная жижица залила в тот же миг его рубаху. При свете месяца он увидел темные пятна, окрасившие рукав и грудь. |