Он
хотел остановиться, чтобы вытереть грязь, но майор не позволил: боялся
оторваться от бронетранспортера.
Глубокой ночью, когда до Варшавы оставалось не больше тридцати километров,
Штейнглиц приказал Иоганну свернуть с шоссе. Подъехали к каким-то зданиям, —
очевидно, раньше это было поместье, — обнесенным высоким забором и двойным рядом
колючей проволоки. Прожекторы на сторожевых вышках, установленных по углам
забора, заливали все вокруг ослепительным мертвенным светом. У ворот их
задержали. Охрана очень тщательно проверила документы майора и пропустила машину
только после того, как караульный офицер по телефону получил на это разрешение.
Во дворе Штейнглица встретили люди в штатском. Он почтительно откозырял, и они
все вместе ушли. Иоганну отвели койку в общежитии невдалеке от гаража, где
стояло множество новых машин лучших немецких марок.
Это расположение, загадочное, уединенное, внешне напоминавшее и тюрьму и лагерь,
не было ни тюрьмой, ни концлагерем. Но здесь были сконцентрированы самые
совершенные средства охраны; ток высокого напряжения, включенный в ограду из
колючей проволоки, трубчатые спирали Бруно, система металлических мачт с
прожекторами, позволяющая в любое мгновение залить беспощадным светом всю бывшую
помещичью усадьбу или осветить любой ее уголок, и незримые лучевые барьеры,
отмечающие с помощью вспышек сигнальных ламп каждого, кто входил в здание или
выходил из него, и все собранные здесь достижения человеческой мысли точно и
слаженно служили одной цели: намертво отрезать этот кусок земли от внешнего
мира.
Только солдаты охранного подразделения носили военную форму. Те, кому они
подчинялись, кто властвовал здесь, были в штатском, и только по степени
почтительности, проявляемой к этим штатским, можно было определить, как высока
должность, которую они занимают. Ни один из них не скрывал своей военной
выправки и права командовать другими, такими же штатскими, отличавшимися лишь
более щегольской выправкой. Подчиненные штатские напоминали узников, добровольно
заточивших себя в каменных флигелях. Они были заняты весь день и лишь после
обеда, а некоторые только после ужина прогуливались по каменным плитам
внутреннего дворика, отделяющего эти флигели от хозяйственных зданий.
Те же из штатских, кто имел право общаться с внешним миром, подвергались при
выездах проверке нескольких патрульных постов. Эти посты обслуживало специальное
подразделение СС, которому, по— видимому, и была поручена внешняя охрана.
Очевидно, эсэсовцы не подчинялись властям расположения, так как бесцеремонно
освещали фонарями лица пассажиров любой выезжающей или въезжающей машины,
забирали документы, уносили в комендатуру для проверки и не торопились их
вернуть. А когда возвращали, даже если проверенный оказывался весьма
высокопоставленным лицом, козыряли небрежно и независимо.
Свободное передвижение Вайса по территории было крайне ограниченно:
хозяйственные постройки, плац, вымощенный булыжником, — и все.
Он не имел права переступать за пределы этой черты. Незримые границы сторожила
внутренняя охрана; у каждого пистолет, граната в брезентовом мешочке, автомат.
Для чего все это, Иоганн пока не мог выяснить.
Все тут держались нелюдимо. Иоганну казалось, что его окружают глухонемые. Даже
общаясь между собой, эти люди, приученные к молчанию, охотнее прибегали к мимике
и жестикуляции, чем к простым человеческим словам.
В гараже лежала целая стопа железных номерных знаков — после каждого длительного
выезда номер на машине меняли. Несколько раз Иоганн видел, как перекрашивали
почти новые машины. У трех легковых стекла были пуленепроницаемые, у двух —
такие, что сквозь них не рассмотришь внутренность кузова, за исключением,
конечно, ветрового стекла. |