– Пошла прочь, отродье троллей! – злобно бросил Ауднир. В нем закипела злоба, он готов был ударить негодяйку, но боялся прикоснуться к ней, как к змее.

Пряча глаза, женщина отступила назад. Она была маленького роста, худая, бледная, с невыразительным лицом и пугливыми глазами.

– Я вижу, – шепнула женщина и коротко глянула на Ауднира, но не в глаза, а на лоб, как будто там под волосами пряталась тайная печать.

Ауднир не успел спросить, что же она видит, как женщина опять опустила лицо и метнулась в дом. Да пропади она пропадом со своими бреднями!

Раздраженно хмурясь, Ауднир посмотрел на склон горы. Трюмпа уже находилась на самой вершине, где установила ореховую жердь, зажав нижний конец между большими камнями. Длинный лошадиный череп она надела на верхний конец, обернув его зубами к горловеине фьорда. Ауднир содрогнулся: в этом черепе, оставшемся от сдохшего год назад рабочего коня, теперь жили злые духи. Это они скалили крупные желтые зубы, это они норовили сожрать все, что дышит и движется там, внизу… Хотелось спрятаться куда-нибудь от этого оскала, от пустого взгляда сквозных глазниц, но войти в дом колдунов Ауднир не решался. Холодная слабость выползла откуда-то из живота и сковала его, и он стоял перед дверью, сжимая в ладони амулет, не в силах оторвать взгляда от черепа на жерди и маленькой серой фигурки, которая суетилась между камнями.

Старая Трюмпа тем временем набросила на голову полу своей грубой серой накидки и медленно двинулась вокруг жерди, направляясь против солнца. Каждый раз, сделав мелкий шажок, она останавливалась и топала ногами по земле, будто хотела разбудить что-то скрытое в темных каменных глубинах.

– Духи подземные, духи подгорные! – выкрикивала она, то повышая голос, то понижая, словно хотела голосом расшатать что-то огромное и неповоротливое. – Тролли лесные, племя камней! Зову вас, проснитесь! Услышьте меня! Зову на добычу, зову на поживу! Услышьте меня! Пусть тот, кто взял лошадь, не знает покоя! Гоните его, кусайте его! Рвите его! Пусть он бежит без оглядки, если сумеет! И нет вам покоя, подгорные тролли, пока он живет здесь! Я заклинаю вас именем Имира! Именем Видольва, и Видмейда, и Ангрбоды, и Сколля, и Гати! А кто ослушается меня, тот будет съеден Гармом!

Старой колдунье не требовалось складывать особых заклинаний: она полагалась на силу вырезанных рун, на лошадиный череп и ореховое дерево, а еще больше – на свою способность будить и направлять скрытые силы земли и камней. Она думала о духах гор – и приближалась к ним; она обращалась к ним – и они ее слышали; она приказывала – и они выполняли ее желание. А приказывать она умела только одно: беспокоить и гнать. Сама душа старухи была вечно беспокойна и голодна, и за долгие годы ненасытная колдунья хорошо научилась бросать свое беспокойство на другого – на человека, на зверя, на духа. Разлад прилипчив, он везде найдет щелку! Он расшатает любую стену, он подроет любую гору! Он тоже вечно голоден, надо только позвать его и указать дорогу. Старуха звала, и тролли, слыша знакомый голос, визжали в жадном нетерпении: прежняя добыча доставляла им новую.

Холодный пронзительный ветер загудел над вершиной, стал раскачивать лошадиный череп. Вокруг Трюмпы вились стаей невидимые существа, знакомые и неведомые, мнимо покорные и явно опасные. И уже она не властна была над вызванными силами; пробудившиеся, теперь они кружили ее в своем хороводе, и она кричала, не помня себя, как часть чужого мира: холодного, бессмысленного, жадного, как лавина из снега и камня.

Ауднир смотрел, как старуха мечется и прыгает вокруг жерди, точно в нее вселился тролль.