Римо нервно барабанил пальцами по столешнице. Надо держать себя в руках, дабы не сломать стол. А с каким бы удовольствием он разнес его в щепки!

– Хорошо. Я скажу вам, что чувствует каждый солдат с тех самых пор, как нас вывели из пещер: у меня не слишком богатый выбор.

Смит кивнул. Он кратко изложил Римо содержание последних донесений, анализирующих динамику роста тайной полицейской организации, предположительно с центром на востоке страны.

– Если судить по количеству убийств и мест, где они происходят, полицейская организация должна насчитывать не менее ста пятидесяти человек. Такого количества людей вполне достаточно, чтобы посылать их для осуществления террористических актов в различные города, причем с полной гарантией, что их лица не успеют там примелькаться.

Смит добавил, что, выдавая наличными такую сумму, хранившуюся на счету некоего фиктивного лица, кассир банка прожил к этой операции непомерно большой интерес. Римо следует иметь это в виду и опасаться попыток ограбления, предупредил он.

– В этих двух чемоданах почти миллион долларов. Наличными. Остаток вернете в обычном порядке.

– Нет, – сказал Римо, глядя в худое, желчное лицо Смита. – То, что останется, я сожгу.

– Да вы что? Сжигая доллары, вы тем самым уничтожаете аккумулированную в них энергию американского народа! – воскликнул Смит.

– Я знаю, Смитти. Вы, конечно, истинный потомок основателей Америки…

– Я просто не могу понять…

– А я – тупой полицейский – южанин, – продолжал Римо, – который если и видел когда нибудь своих родителей, то наверняка в рабочих комбинезонах.

– Чиун говорит, что вы более высокого происхождения.

– Не надо мне более высокого, – возразил Римо. – Я горжусь тем, что в душе я – южанин. Вам известно, кто такой южанин? Это – отнюдь не плантатор, а грязный, с натруженной шеей работяга фермер. Это не владелец ранчо, а работающий на него рядовой ковбой. Это – не американец итальянского происхождения, а жалкий полукровка. Это – еврей филантроп, то есть я.

– Не думайте, что я не понимаю, как много сделали те люди для Америки, – торжественно заявил Смит.

– «Те люди»! Вот именно; для вас они всего лишь «те люди».

Римо схватил пачку долларов, совершенно новых, еще пахнущих краской, плотно упакованных в твердые, как дерево, бруски, и стальными пальцами превратил пачку в труху. На колени Смита посыпалось зеленое конфетти.

– Это же десять тысяч долларов, Римо! В них – труд американцев.

– Нет, это другие десять тысяч, в них – труд «тех людей».

– Всего хорошего, Римо, – сказал поднимаясь, Смит.

Римо видел, как в этом скромном столпе моральной чистоты растет раздражение, и на него нахлынуло какое то теплое, доброе чувство к нему особенно когда Смит попытался было что то сказать, уже стоя в дверях, и не смог найти подходящих слов.

– Счастливо, Смитти, – засмеялся Римо, – удачного вам дня!

Он закрыл «дипломаты», выждал немного, пока Смит покинет стены банка, и спокойно вышел на улицу, где его должны были ограбить.

Возле банка Римо не заметил никаких подозрительных личностей, казалось, никто не проявил к нему интереса. Он прошелся вокруг здания банка и тоже никого не заметил. На всякий случай он решил пройтись еще раз, и только тут его внимание привлекла машина. Он понял, почему, увидев ее впервые, он не заподозрил ничего дурного. На переднем сиденье машины мужчина и женщина изображали влюбленных, занятых друг другом. Неплохо придумано! Но именно эта «влюбленность» и выдала их. Пройдя мимо них в третий раз, он окончательно убедился, что это спектакль.

«Сущность любви, – сказал однажды Чиун, – в ее преходящем характере.