Весной 1947-го Сталин прислал на Украину первым секретарем Лазаря Кагановича. Первого секретаря республиканского ЦК комсомола Василия Костенко и второго секретаря Петра Тронько обвинили в притуплении политической бдительности и отправили в Москву учиться. Каганович ценил энергичных людей и поставил Семичастного во главе республиканского комсомола. На эту должность предлагали более опытного работника и с высшим образованием. Но Каганович категорически воспротивился:

– Во главе комсомола Украины должен быть украинец.

Лазарь Моисеевич в том же году вернулся в Москву, и хозяином республики опять стал Хрущев. Никита Сергеевич очень хорошо относился к Семичастному, считал молодого человека своим выдвиженцем. Сам Семичастный говорил, что «наши отношения можно было сравнить с отношениями отца и сына».

Хрущев спас Семичастного, когда выяснилось, что брат первого секретаря ЦК комсомола Украины осужден на двадцать пять лет. Борис Семичастный попал в немецкий плен, а после войны отправился в Сибирь, поскольку чекистам доложили о его «сотрудничестве с немцами».

Владимира Ефимовича вызвали в Москву. Второй секретарь ЦК ВЛКСМ Всеволод Иванов объяснил Семичастному, что таким, как он, нечего делать в комсомоле. Но в Киеве Хрущев твердо сказал:

– Не тревожься и спокойно работай.

Когда Семичастный уже позже заведовал отделом ЦК КПСС, то попросил принести его собственное дело. В нем лежало адресованное Сталину письмо, в котором Никита Сергеевич ручался за своего комсомольского секретаря.

Семичастный рассказывал, как он еще на Украине однажды позвонил Хрущеву, попросился на прием, а тот ответил:

– Приходи. Я буду министров принимать, а ты посиди.

Никита Сергеевич вызывал одного, другого, третьего.

Между делом спрашивал Семичастного:

– А ты что думаешь по этому поводу? Твое какое мнение?

Он изучал комсомольского секретаря, хотел понять, на что молодой человек способен. Хрущев распорядился, чтобы в аппарате ЦК Украины ни одного вопроса, который касается комсомола, без Семичастного не решали. Но работать с Никитой Сергеевичем было не просто. Однажды Семичастный пришел к Хрущеву с большим количеством накопившихся проблем. А у первого секретаря настроение было отвратительное. Что бы комсомольский лидер ни предложил, тот все отвергал. Как же быть? Наконец Хрущев смилостивился и объяснил:

– Меня разозлили, я на тебе срываюсь. А ты все равно старайся меня убедить. Учись это делать.

И Семичастный научился. Поэтому Хрущев, перебравшись в Москву, позаботился о том, чтобы Семичастного тоже перевели в столицу.

Впрочем, хорошие отношения с одним из членов политбюро не спасали от неприятностей. Летом 1952 года на XV летних Олимпийских играх в Хельсинки советская команда выступила очень удачно. Но в Москве ожидали полной победы. Однако проигрыш футболистов, поражение конников и то, что первое место пришлось поделить с американской командой, Сталин и политбюро восприняли крайне болезненно.

Владимир Ефимович рассказывал:

– Мы с Шелепиным были в Хельсинки на Олимпийских играх. Когда вернулись, нас сразу повезли в Кремль. Там сидят хмурые Маленков, Берия, Каганович и Суслов. И прорабатывали они нас с десяти вечера до шести утра. Главным обвинением был, конечно, проигрыш в футбол югославам. Ведь Сталин футболистам телеграмму послал, надеялся, что победим. Мы с югославами были тогда на ножах, так что эта игра была не спортивная, а политическая. Команду ЦСКА за проигрыш разогнали. И нам Берия так зловеще говорит: «Вас, наверное, не туда доставили…»

Мы еще из Хельсинки дали шифровку, что опередили американцев по очкам. А в последний момент американцы подали протест по итогам соревнований по пулевой стрельбе, протест удовлетворили. И получилось, что мы не выиграли у американцев, а только сравнялись. Нам это поставили в упрек: «Как вы могли обмануть товарища Сталина?!» Потом Маленков сходил к Сталину, вернулся успокоенный: «Товарищ Сталин сказал, что неплохо выступили, но некоторые виды спорта надо подтянуть».