У Лео свело живот.

Сотню лет назад куча вампиров вырезала половину города, перебив тысячи людей. Такова была цена неуязвимости, погружение в безумную жажду крови.

Согласно закону, любого, кто приблизился к Увяданию и чей уровень вируса достиг семидесяти процентов, следовало обезглавить.

— Проклятье, — ахнул Мориоч и отшатнулся. — Стража! Стража!

— Я бы на вашем месте не утруждался. — Кейн бросил на гвардейцев исполненный презрения взгляд и прошел к столу, где, приподняв бровь, оглядел собравшихся. — Все-таки мой уровень вируса девяносто процентов. Я сильнее и быстрее любого в этой комнате. Никто меня не остановит, если решу разодрать вам глотки.

Кейн взял кресло покойного герцога Ланнистера, со скрежетом подтащил поближе, сдернул траурное покрывало и уселся в конце стола, прямо напротив принца-консорта. По-прежнему не было ни единой подсказки, что же происходит.

— Отец? — тихо окликнул Лео.

— Не сейчас.

В кои веки раз тиран пришел в замешательство.

— Как… как такое возможно?

Обычно со временем вампир скрючивался, начинал передвигаться на четвереньках, слеп и общался лишь неподвластным человеческому уху писком. Кейн также не впал в кровавое безумие, коим страдали все достигшие Увядния, хотя аппетит его и возрос.

— Похоже, я эволюционировал, — сообщил герцог. — И достиг конца своего преображения.

— Ты вампир! — воскликнул Мориоч, не в силах сдержать отвращение.

— Именно. — Легчайшая улыбка заиграла на твердых устах Кейна. — В самом буквальном смысле. Я то, чем голубокровные и должны были стать.

Какого черта отец здесь? Большую часть времени Кейн прятался в глубинах своего особняка от солнца, что ужасно жгло ему глаза и опаляло бледную чувствительную кожу.

И чтобы теперь он выбрался на свет… Лео с опаской глянул на письмо, которое Кейн бросил на стол, затем оценил трех стражников в зале. Пистолеты, клинки — а у него при себе лишь тонкий кинжал для пуска крови.

— Объяснись, — холодно и твердо потребовал Линч. — Почему мы не должны расценивать тебя как угрозу?

Кейн развел руки с полупрозрачными — и весьма острыми — ногтями.

— Я вампир, которому удалось сохранить чувства и разум. Что еще вам нужно знать?

— Он совершенно себя контролирует, — подтвердил Лео. Он годами хранил секрет отца, с ужасом ожидая минуты, когда по закону придется звать палача.

На три месяца Кейн уехал в путешествие по Востоку — по крайней мере, именно так заявил герцог. Когда же вернулся, состояние его изменилось до такой степени, что стало ясно: палач не понадобится.

Лео даже пытаться не стал. Кейн сохранял такое здравомыслие, о котором прочим голубокровным на этой стадии и мечтать не приходилось. Он полностью контролировал свою жажду, обходясь услугами Маделайн и купленными на слив-заводах бутылками крови. Много спал, а когда бодрствовал, все равно пребывал в какой-то полудреме, точно кот. Предпочитал сидеть у камина, согревая свою холодную кровь огнем и накинутым на колени покрывалом. О, отец по-прежнему любил игры и дворцовые сплетни, однако теперь его существование стало почти… медитативным.

— Как это произошло? — бесцветным голосом спросил принц-консорт.

Кейн обнажил зубы; клыки его удлинились и заострились.

— Все ответы на Востоке. Это все, что я имею сказать по данному вопросу.

Восток. Родина вируса жажды, строго оберегаемой тайны Белого Двора, правящего Запретным городом. Так оно и оставалось, пока бесстрашный исследователь, сэр Никодемус Бэнкс, не украл их бесценный вирус, не сбежал в Европу и не перезаразил по пути половину аристократии континента.