– Какая именно дикость?

– Дерьмо, – буднично сообщила Леонора Куайн, – в щели для почты.

– Кто-то протолкнул в дверную прорезь экскременты? – не понял Страйк.

– Вот именно.

– После того, как пропал ваш муж?

– Ага. Дерьмо собачье, – уточнила Леонора, и Страйку на миг почудилось, будто она так припечатала собственного мужа. – Причем не однажды, а раза три-четыре, по ночам. Вот мне радости-то было с утра пораньше. Да еще бабенка незнакомая в дверь стучалась.

Она умолкла, ожидая дальнейших расспросов. Похоже, ей было приятно, что из нее вытягивают информацию. Страйк давно подметил, что люди одинокие бывают только рады завладеть чьим-нибудь безраздельным вниманием и всячески стараются продлить это редкое удовольствие.

– Когда же к вам в дверь стучалась незнакомая женщина?

– На той неделе. Пришла – и Оуэна спрашивает; я ей: мол, нету его, а она такая: «Передайте ему, что Анджела умерла» – и увеялась.

– Эта женщина точно была вам незнакома?

– Никогда в жизни ее не видала.

– А особа по имени Анджела вам знакома?

– Нет. Но вокруг него, бывает, поклонницы вьются. – Леонору вдруг понесло. – Одна, к примеру, повадилась ему в письмах фотки свои присылать, на которых одета точь-в-точь как его героиня. Те, кто ему письма пишут, начитались его книжек и возомнили, будто он их понимает. Вот дурехи-то, а? Это же все выдумки.

– Поклонницы, как правило, знают домашний адрес вашего мужа?

– Нет, откуда? – удивилась Леонора. – Может, это студентка была или еще кто. Он изредка лекциями подрабатывает.

В кабинет вошла Робин с подносом. Поставив кофе перед Страйком и чай – перед Леонорой Куайн, она тут же удалилась и плотно затворила за собой дверь.

– Больше никаких странностей не происходило? – спросил Страйк. – Просунутые в щель экскременты, визит этой женщины?

– Еще за мной, кажись, следили. Дылда какая-то, чернявая, сутулая, – продолжила Леонора.

– Но это была не та же самая женщина, которая…

– Да нет, которая в дверь ломилась – та кубышка. Волосы длинные, рыжие. А эта – чернявая и как бы горбится.

– Вы уверены, что она за вами следила?

– Вроде да. Я ее раза два-три засекла. Она не местная, у нас в Лэдброк-Гроув таких нету, сама-то я тридцать лет там живу.

– Ясно, – протянул Страйк. – Вы, кажется, упомянули, что ваш муж был в расстроенных чувствах? Что же его огорчило?

– С агентом повздорил.

– На какой предмет, не знаете?

– На предмет книжки своей, самой последней. Лиз – агент его – поначалу говорила, что это шедевр, а потом, буквально через день, приглашает его поужинать и заявляет, что печатать такое нельзя.

– Почему она так резко изменила свое мнение?

– Это вы у нее спросите. – Леонора впервые разозлилась. – Понятное дело, он потом на стенку лез. И немудрено. Два года над этой книгой корпел. Пришел он домой – и прямиком к себе в кабинет, схватил все в охапку…

– Что конкретно он схватил?

– Да книгу свою, то бишь рукопись, черновики, все, что было; бранился на чем свет стоит, запихнул бумаги в сумку – и поминай как звали. Больше я его не видела.

– У него есть мобильный телефон? Вы не пытались ему позвонить?

– Пыталась, да он трубку не берет. Он вообще не отвечает, когда вот так с места срывается.