Ну, я села в самолет до Нью-Йорка, но через пару часов вернулась назад.
– О чем же ты думала, когда пошла туда? Что ты ожидала услышать?
– Я думала, тут есть какая-нибудь тайна, не знаю. Мне интересно было услышать о Джереми, однако не было другого способа разузнать о нем.
– Ну, и ты что-нибудь узнала?
– Он живет в Англии, и довольно неплохо, не очень широко, но неплохо, она дала мне понять, чтобы я оставила его в покое. По всей видимости, она не хочет, чтобы папа узнал, где он. Но кто знает? Может быть, когда-нибудь – а, может быть, никогда, – он захочет познакомиться с Энни, Бобби и со мной.
Зимний день погас, и Линн потянулась к шнуру лампы, чтобы зажечь свет.
– Ты удивлена, почему я забрела туда, – сказала она, понимая, что они обе избегают произносить имя «Керида». – Когда я размышляла о том, что ты узнала от тети Джин – и мне на это понадобилось время, – я поняла, что должна узнать прошлое. Я умышленно избегала мыслей о нем, я поняла и это. И вот, – с раскаянием сказала она, – может быть, я в какой-то мере надеялась, когда пришла туда, что эта женщина окажется не та Керида и мне не придется столкнуться с теми фактами.
Теперь, заставив себя произнести имя Кериды, Линн заставила себя продолжать и рассказала до конца ужасную историю этой несчастной женщины.
Когда она кончила, обе долго молчали. Затем Эмили вытерла глаза, встала, подошла к окну и долго смотрела в надвигающуюся ночь. Сердце Линн болело при виде опущенной головы дочери: подобные разоблачения не должна выслушивать девятнадцатилетняя девушка.
– Бедная тетя Джин, – сказала Эмили. – Наверно, она все эти годы боролась с собой: рассказать или не рассказать?
– Возможно, она не могла рассказать. Есть вещи, о которых нелегко рассказывать. Это все равно как открыть клетку и выпустить наружу льва.
– В любом случае, лев вырвался наружу вчера ночью.
И снова наступило молчание; казалось, для таких событий не находится слов.
Свет настольной лампы высвечивал яркий круг на темном ковре, оставляя дальние углы комнаты, украшенной цветами и полками, с фотографиями и книгами, в мягкой ровной тени.
– Ты любишь этот дом? – почти безразличным голосом спросила Эмили.
– Я не знаю. Я люблю сад, дом будет продан.
– Что станет с папой, как ты думаешь?
– На свете много места. Он найдет себе уголок, я уверена, – с горечью произнесла Линн.
– Я имею в виду, посадят ли его за это в тюрьму?
– Нет, могли бы, но я не хочу.
– Я рада. Верно, что он этого заслуживает. Но все же мне очень не хотелось, чтобы он оказался там.
– Я понимаю. Я думаю, что мы не такие люди. Они обе почувствовали усталость, словно после тяжелого подъема, задыхаясь, они обе взобрались на вершину горы и тут же обнаружили, что перед ними другая, еще более высокая гора.
– Мне необходимо было приехать и увидеть тебя, – резко заговорила Эмили. – Я думала, что сойду с ума, когда узнала об этом прошлым вечером.
– Но у тебя же экзамен на этой неделе.
– Я возьму переэкзаменовку на тот, что я пропустила сегодня. Как только я поговорю с врачом и он скажет, что с тобой будет все в порядке, я тут же уеду. Харрис приехал со мной, – добавила она.
Линн была удивлена.
– Харрис?
– Он настаивал. Он не хотел пускать меня одну. Линн раздумывала над этим.
– Он мне всегда нравился, ты знаешь?
– Я это знаю, и он тоже.
– Ну, а как ваши отношения?
– Как и раньше. |