– Роберт?

– О, да. Он всегда был о себе не очень высокого мнения. Вот почему для него так важно было всегда повелевать.

Она размышляла. Был о себе невысокого мнения? А я всегда втайне чувствовала, – и едва ли могу признаться в этом даже самой себе, может быть, только изредка в грустные моменты, что я недостаточно хороша для него, и не получила хорошего образования, и недостаточно красива.

– Ты только сейчас об этом подумал, Брюс? Скажи мне.

– Нет, это было давно ясно, почти с самого начала.

Она подняла опухшие глаза и спросила спокойно:

– Так, значит, вот что ты увидел в Роберте? А что ты увидел во мне?

– Что ты всегда страстно стремилась ему угодить. И что ты полагаешься на него. Это было сразу видно, стоило только заглянуть чуть-чуть поглубже.

– И ты заглянул.

– Нет, по правде говоря, это Джози заглянула и увидела. Я от нее это узнал. Джози меня многому научила.

– Могла ли она представить что-нибудь подобное тому, что произошло вчера?

– Мы оба опасались этого, Линн.

– И несмотря на то, что вы были свидетелями наших счастливых минут.

Луч света от лампы упал на ее кольцо, когда она пошевелила рукой, и заиграл бриллиант; она нервно вращала кольцо вокруг пальца, и бриллиант играл, по обыкновению, вспышками света. Хорошие моменты, скрытые тенденции… Энни и Роберт играют в четыре руки, Энни снятся кошмары, и она их скрывает…

– Что теперь станет с Энни? – спросила она, отрывая взгляд от кольца. – Я так боюсь, так беспокоюсь за нее.

– Я думаю, что теперь ты действительно можешь с ней советоваться. Впрочем, я так всегда думал. Ты же это знаешь.

– Да, но ты тоже с ней поговоришь?

– Утром. Я тебе сказал.

– Нам так тебя будет не хватать, Брюс.

– Мне тебя тоже будет не хватать. – И знакомым жестом он откинул свои очки вверх, на волосы. – Но я уже готов к отъезду, Линн. Я даже не могу ждать, пока вывезут мебель из дома. Кресла, на которых сидела Джози, адресная книга, исписанная ее почерком, все-все, я не могу смотреть на эти вещи.

«Должны пройти годы, прежде чем он успокоится, – подумала Линн, – если вообще это когда-нибудь произойдет».

– Но я тоже, правда, совсем по-другому, испытала утрату. Я открыла дверь и шагнула в темноту лестничного пролета и упала в эту темноту. Я потеряла смелость. Сегодня утром она еще была во мне, а теперь нет.

– Ничего удивительного. Но на самом деле ты ее не потеряла. Ты подверглась нападению. К тебе вернется хорошее настроение, и ты возьмешь себя в руки. Я знаю, так и будет, – Он встал: – Иди спать, Линн. Уже поздно. Тебе помочь подняться по лестнице?

– Спасибо, я сама. – Она попыталась улыбнуться. – Это должно выглядеть ужасно. Мне страшно посмотреть на себя в зеркало.

– Ну, конечно, ты не в лучшем виде. Но у тебя все пройдет. Кстати, тебе нужно спать в какой-нибудь другой комнате, в комнате Эмили. Он вернется за своими вещами, а они, возможно, в вашей спальне, не так ли? Я хочу, чтобы ты держалась от него подальше. Да, и ты обязательно прими снотворное. В доме есть какое-нибудь снотворное?

– Да, Роберт держит его на случай бессонницы. Но я никогда не принимала снотворного.

– Хорошо, прими сегодня.

Она поднялась с трудом по лестнице и легла в постель. Когда позднее она уже была во власти сна, ей пришла в голову мысль, что она совсем не испытала чувство стыда перед Брюсом.

Солнечные лучи уже врывались в комнату, и было около полудня, когда Линн проснулась.