— Я не такой. На первом свидании — нельзя, — бурчит он, а в глазах золотые смешинки прыгают. — Сколько я натерпелся от тебя. Ах, ты там сидишь под кустом, хвост мокрый, весь одинокий…

— Но сидел же, признайся, — допытываюсь я. — Одинокий и несчастный. Было дело?

— Было, — отвечает лис и надевает на меня пластиковые тапочки — одну желтую, другую розовую. — Но хвосты при этом не пострадали, запомни. Идем, я провожу тебя до деревни.

И мы неторопливо спускаемся с горы, болтаем о всяких пустяках, словно Рё — не девятихвостый лис, а я — не босс гангстерского клана. Как будто мы — обычные влюбленные подростки, до краев наших душ наполненные сладким вином счастья.

— Я тебе что-то покажу, — шепчет мне на ухо Рё. — Зажмурься на минутку.

Я слушаюсь, даже не пытаясь подглядеть. А когда открываю глаза… Мы стоим по колено в папоротниках, над головами сомкнулись кронами деревья.

— Ап!

Лис хлопает в ладоши, и воздух вокруг наполняется сверкающими огоньками — маленькими, золотистыми и живыми. Их сотни, тысячи крошечных светлячков, кружащихся в брачном танце. Настоящее чудо!

Я поднимаюсь на цыпочки и целую моего Рё, и глажу его по волосам, и вдыхаю его запах. И, должно быть, боги, глядящие на нас с Небес, тоже видят, как мы лучимся светом любви, абсолютно точно как эти светлячки вокруг. Чем мы лучше букашек в их всевидящих глазах? Да ничем.

— Я все же отведу тебя в деревню, — говорит лис, с трудом восстановив дыхание. — Первое свидание, помнишь?

Ладно, думаю я, логично: если даже хвосты — нельзя, то всё остальное — тем более. Правила, есть правила, чего уж там.

Простой сельский дяденька — водитель грузовичка всю дорогу поглядывает на меня с уважением и даже слышать не хочет об оплате. Молодой хранитель горного храма лично попросил об услуге, какие могут быть деньги? За эту щедрость мне, правда, приходится вежливо отвечать на всякие каверзные вопросы, но Рё предупреждал, что разговоров не избежать. У каждого из нас своя ответственность: у меня — за клан, у лиса — за сельчан. И еще неизвестно кому сложнее!

— Вы, барышня, лучше сами из города приезжайте почаще. А то наш молодой хранитель в последний раз вернулся совсем грустный. В горы часто уходил, в храме совсем не появлялся. Очень плохо, — качает головой водитель. — Мы думали, там его обидели сильно, а оно оказывается вот что…

— И что же? — спрашиваю.

— Известно что, — хмыкает дяденька, кося на меня хитрым глазом. — Добро, хоть помирились. Не ссорьтесь больше с нашим молодым хранителем, барышня.

И дальше я уже слушаю о том, какой тот вежливый и заботливый, как трепетно относится к своему служению, да как заботится о храме, и что господин Абэ не чета нынешней распущенной молодежи, у которой только компьютеры на уме.

За два квартала от фамильной резиденции меня высаживают с кучей наставлений и пожеланием сделать их хранителя счастливым, а потом благополучно нарожать ему деток… Я пулей выскакиваю из кабины грузовичка, вся пунцовая от смущения. Лисята? Очуметь!

Хорошо, что ближе не подъехали. Возле поместья не протолкнуться от машин братвы. В последний раз такое столпотворение было на похоронах дядюшки. Так-так!

Я спокойненько подхожу ближе и стою жду, пока хоть один 49-ый меня заметит. Жду, наверное, минут пять. Вообще, охамели парни, нюх потеряли, а совести так и не было никогда!

— Хозяйка! Хозяйка Рин!

Самым зорким оказывается мой водила — братец Ли. Вот теперь понятно, кого я кормлю не зря.