Гуманитарные дисциплины при этом урезались, разумеется за исключением таких курсов, как «Народ и
раса», «Социальные сословия» и им подобных.
Окно выходило в тот самый внутренний двор университета, куда бросили листовки. Нужно поторопиться с изложением, подумал Вангер.
– У Помпея Великого и сената было два легиона в Италии, семь в Испании и еще восемь спешно набирались…
В это время он увидел, как два человека в серых плащах остановили какого-то студента. Тот открыл свой портфель и показал им его содержимое.
После этого один из этих двоих стал бесцеремонно проверять внутренние карманы ошарашенного паренька.
– В провинциях имелись и другие войска, но поскольку силы сената были изолированы… – Профессор прошелся вдоль первого ряда слушателей и
подошел к двери. – Цезарь двинул армию на Рим, заставив Помпея… – С этими словами он вдруг открыл двери и увидел в коридоре у окна напротив
пару точно таких же типов в серых плащах и узкополых фетровых шляпах. Они смотрели прямо на него. Вангер осекся на полуслове и растерялся.
– Э… вы не подскажете, который час? У меня что-то с часами, – сказал он.
Вопрос выглядел довольно странно. У него в аудитории сидело больше ста слушателей, у доброй половины из которых наверняка были часы.
– Без четверти час, – спокойно ответил один, даже не вынув рук из карманов.
Профессор взглянул на запястье своей левой руки, поблагодарил и закрыл дверь. Продолжая повествование о битвах римлян друг с другом, он
снова подошел к окну. Там обыскивали очередного молодого человека. Вангер повернулся и посмотрел на десятки обращенных к нему или
склоненных над столами лиц. «У некоторых из них наверняка припрятаны эти листовки, – подумал он, – ведь они были разбросаны по всему
университету». Он еще раз взглянул на часы. До конца лекции оставалось десять минут.
«Что же делать? – лихорадочно думал Вангер, механически рассказывая об осаде войсками Цезаря Массилии и испанской Илерды, – открыто не
скажешь. Все они воспитанники Гитлерюгенда, и большинство присутствующих еще искренне верят в своего фюрера и высшую справедливость,
гарантом которой он служит. Есть здесь и откровенные нацисты. Вот хоть этот, в первом ряду. Кажется, его зовут Карл Шнаудер. Да, верно, он
староста курса. Его отец – какой-то функционер в администрации крайсляйтера. Позади него Берта Фогельзангер, гауптмедельфюрерина из БДМ –
Лиги немецких девушек. Эта несколько глуповатая девица с исторического факультета всегда носит на левой стороне своего жакета полагающуюся
ее званию нашивку в виде черного фигурного щита с золотистым орлом и маленькой черной свастикой.
А вот в шестом ряду ближе к краю сидит Зепп Шапицер, Этот парень совсем другого мировоззрения. Его даже арестовывали за участие в акции в
поддержку профессора фон Рентелена. Но как ему сообщить?»
– Йозеф, – обратился профессор к темноволосому худому долговязому парню из шестого ряда, – да-да, вы. – Вангер указал на Шапицера рукой. –
У вас, кажется, достаточный рост. Вы не поможете мне поправить эту штору? Подойдите сюда.
Студент с готовностью поднялся со своего места и стал выбираться в боковой проход.
– А вам, господа, я тем временем хочу задать вопрос: почему, как вы думаете, когда Помпей, покинув Рим, бежал в Эпир, Цезарь вместо того,
чтобы преследовать его, вдруг отправляется в Испанию и ведет свою армию через Пиренеи?
Вангеру необходимо было занять аудиторию и дать себе паузу, чтобы обмолвиться несколькими словами с Шапицером. |