Да-да, именно в 1962 году, а не в сорок третьем и не в тридцать седьмом, хотя, строго говоря, искать начало в этом деле так же
трудно, как искать начало на ленте Мебиуса. И началось все потому, что наши историки из двадцать четвертого заинтересовались карандашными
надписями на полях одного из томов известного всем вам злосчастного шеститомника. Они решили вытащить его сюда в поисках очередной
сенсации, и наша служба перемещений блестяще не справилась с этой задачей. А теперь слушайте, как все было на самом деле.
Президент, кряхтя, дотянулся до стакана с водой и унес его в глубину своего кресла.
– В шестьдесят первом году по одной из улиц послевоенного и уже практически отстроенного Мюнхена шел восьмидесятичетырехлетний старик Эрих
Белов. Бывший журналист, бывший узник Дахау, бывший подданный русского царя, ну и так далее. Зашел он в один из книжных магазинов и увидел
там на полке недавно изданный труд Шнайдера в шести томах. Может быть, какие-то смутные воспоминания заставили его купить эти книги, а
может быть, просто захотелось прочесть о том, чему он сам во многом был свидетелем. Деньги у него водились – федеральное правительство
наверняка назначило бывшему известному обозревателю социал-демократической прессы приличную пенсию, а возможно, еще и выплатило компенсацию
за годы репрессий. Так вот, купил он эти книги и принес их к себе домой на Регерштрассе, 8… – Септимус сделал многозначительную паузу. –
Да-да, именно на Регерштрассе, 8, где в квартире на втором этаже он проживал уже несколько лет. Стал их почитывать – английским он, судя по
всему, владел, – а однажды взял в руки карандаш и начал подчеркивать какие-то строки, делая рядом свои пометки. Что он там написал, нам
неизвестно, но могу предположить, что пометки эти все же попались кое-кому на глаза, В следующем году квартира Белова сгорела со всем
содержимым, а сам он исчез.
Когда мы решили сделать благое дело и вытащить копии книг с пометками сюда, – Септимус нагнулся вперед и похлопал по крышке стола, – они
выпали из наших неуклюжих рук, провалившись в прошлое на девятнадцать лет назад. Тем не менее копии остались в той же самой квартире и
комнате на Регерштрассе, 8, в которой, понятно, Белов тогда еще не жил. Через несколько часов бомбы с английских ночных бомбардировщиков
превращают этот дом, а с ним и значительную часть прилегающих построек в кучи кирпича и обгорелых досок. А еще через две недели
шестидесятишестилетний Белов натыкается на развалины, на месте которых после войны выстроят новый дом, где он поселится. В этих развалинах
он находит свои собственные, правда, еще не купленные на тот момент и, более того, еще не изданные и даже не написанные Шнайдером книги.
Тем не менее в одной из них уже были его собственноручные пометки!
Септимус снова обвел всех взглядом, промочил из стакана горло и продолжил:
– Потом вся эта история с зондом. Вступив в информационный контакт с Беловым, он обрывается и уходит в тридцать седьмой год, в сентябрь.
Однако при этом зонд не теряет связь с клиентом и оказывается рядом с ним в концентрационном лагере под Мюнхеном. Там он, выражаясь языком
наших техников, сливает Белову часть имеющейся у него информации из истории Третьего рейха. Как мне объяснял один из наших умников-
программистов, операционная система зонда, не имея внешнего управления, начала пороть отсебятину. Она, видите ли, могла, например,
установить, что ее клиент попал в очень трудную ситуацию, угрожающую его жизни, и, желая ему помочь, возможно, с целью сохранения контакта
любой ценой, стала пичкать его сведениями о будущем. |