— Вызовите караульного офицера! — сказал молодой офицер.

Вскоре показался что-то ворчавший старый лейтенант. Это был ветеран итальянских войн.

— Опять, — сказал он, — еще один желторотый!

Офицер выслушал замечание, которое отпустил старый солдат.

— Мой старый друг, — сказал он, смеясь, — не всем усам доступна честь быть свидетелями блеска турецких сабель при Пирамидах или огня орудий при Маренго, и мои молодые усы завидуют вашим.

Лейтенант покраснел, так как заметил, что своим замечанием обидел старшего по званию: тот носил мундир и знаки отличия командира эскадрона конных егерей.

— Прошу прощения, господин капитан, — пустился в объяснения старый солдат, — вы это знаете, или, скорее, имеете счастье этого не знать, — ν нас ведь принято, что неудачники жалуются на несправедливое отношение начальства, вместо того чтобы видеть и признавать собственные изъяны; но в конечном счете, если человеку дано, — добавил он и похлопал по кресту, украшавшему его грудь, — значит дано, и не стоит жаловаться ни на что.

— Вы правы, любезный, и вы видите, — добавил офицер, показав свою грудь, свободную от каких бы то ни было украшений, — с этой точки зрения мне посчастливилось меньше. Но мы напрасно теряем драгоценное время. Мне нужно видеть сию же секунду Его Императорское Высочество вице-короля. Я — адъютант Императора.

— Нужно, — повторил старый солдат, — вот, извольте видеть, молодежь только и знает, что командовать. А если Его Высочество не в Удине, если Его Высочество охотится, рыбачит, развлекается на лагунах, что тогда делать с вашим «нужно»?

— Он не в Удине? Где же он? Где бы он ни был, мне надо встретиться с ним. Я обещал Императору, что найду его, где бы он ни находился, 8 апреля до полудня.

— В моих краях, мой командир, говорят: удача лучше любви. Не знаю, влюблены ли вы, но то, что вы счастливы, я знаю. Посмотрите туда, на дорогу в Пальманова, в полулье отсюда, вот на эту пыль: это и есть экипажи двора.

— Тогда, — сказал молодой человек, спрыгивая из своего экипажа, — мое путешествие закончилось, по крайней мере пока. Томео, расплатитесь с кучером.

Тем временем экипаж приезжего обступили; но дежурный офицер, пробившись к эскадронному, передал ему от имени вице-короля приглашение пройти во дворец. Молодой человек с чувством пожал руку старому вояке:

— Спасибо, любезный. Я никогда не забуду тех истин, о которых вы мне поведали, и если представится случай украсить ваше плечо вторым эполетом, я бы попросил позволения собственноручно его застегнуть на вашем мундире.

Старый солдат посмотрел вслед ему и покачал головой:

— Молокосос! — пробормотал он. — Надеюсь, он составит мне протекцию!

И, пожав плечами, он вошел обратно в караульное помещение.

Эскадронного тем временем проводили в глубь дворца в одну из комнат и спросили, не пожелает ли он чего-нибудь.

— Воды и моего слугу, — ответил тот.

Через пять минут у него уже было и то, и это.

Томео — мы помним, что так путешественник звал своего итальянского лакея, сидевшего в экипаже, — Томео открыл роскошный серебряный несессер и достал оттуда предметы туалета. Из отдельного отсека он достал роскошный султан из перьев цапли, украшенный жемчужинами и драгоценными камнями, при этом кивками головы что-то спросив у своего хозяина.

— Да, конечно, — ответил тот, смеясь.

Через десять минут туалет молодого человека был окончен; он полностью изменился: волосы его были уложены, сам он был надушен, как и полагается настоящему светскому адъютанту.